Огромный поток информации, противоречивые сообщения в прессе и соцсетях, инфлюенсеры без должной экспертности – вычленять хоть какую-то правду становится все сложнее. Нежданных проблем добавляет и популяризация психотерапевтического дискурса. Чем более «проработанным» становится общество, тем прочнее в наш вокабуляр входят готовые фразы, своего рода шорткаты, словно позаимствованные из корпоративного этикета. Я-сообщения в духе «Я замечаю твои чувства», «У меня нет ресурса об этом говорить» и «Мои границы сейчас были нарушены» призваны упростить коммуникацию и избавить нас от проблем – но, вынесенные из кабинета психотерапевта во «внешний мир» и используемые по поводу и без, начинают мало чем отличаться от пресловутых «Мы вас услышали», «Мы к вам вернемся», «Ваше мнение очень важно для нас».
Подобная полемика делает газлайтинг все более латентным, а столкнувшихся с ним способна повергнуть в еще большее замешательство: ведь у газлайтера тоже есть чувства и личные границы, и в их восприятии и переживании он, скорее всего, искренен. И если человек о них заявляет, разве он не вправе рассчитывать на понимание?
С этой этической проблемой начинают сталкиваться и руководители коллективов – от hr-специалистов консалтинговых компаний до кураторов арт-проектов. Фидбек, как и любая другая профессиональная коммуникация, вынужден становиться все более «экологичным», что безусловно важный шаг для сфер, где принято работать в режиме подвига (а где-то до сих пор и вовсе кричат на людей). В то же время образуются серые зоны. С одной стороны, у сотрудников появилась возможность сказать о своих сложностях и эмоциональных или психологических проблемах работодателю – и быть понятыми. С другой, называя сорванные дедлайны и плохо выполненные задачи своими именами, можно услышать в ответ «Вы обесцениваете проделанную мной работу». В моей практике были случаи, когда журналисты-фрилансеры пропадали или без предупреждения срывали сроки, а затем объясняли это усталостью от темы или отсутствием ресурса. Действительно, проблема нередкая – и далеко не всегда удается понять, правда ли это (и сотруднику нужно дать отсрочку, поддержку или отпуск) или тобой ловко манипулируют.
В этом шатком пространстве эмоционального, для которого нет универсальной шкалы мер, кажется, что последней точкой опоры остаются сухие факты: письменные договоренности, голосовые сообщения, посты в соцсетях. В мире постправды каждый – сам себе фактчекер. Парадокс в том, что, как говорил еще в середине прошлого века британский министр здравоохранения Эньюрин Бивен (чью реплику прославила группа Manic Street Preachers в конце 1990-х [56]
): «Это моя правда, расскажите мне свою».Депрессия
Жюли Реше, философ и негативный психоаналитик
Русская служба BBC попросила людей с опытом депрессии поделиться своим мнением и выяснила у них, что «Депрессия – это не лень… Это заболевание, которое требует профессионального лечения»; «Меняется химия в голове – одних веществ стало меньше, других стало больше. Вы уже не можете сами себе помочь. Нужно изменить эту химию, обратившись к врачу» [57]
. Кристина Бутаева, одна из участниц опроса, признается: «В самом начале было стыдно ныть, неловко себе признаться. Ведь жизнь вокруг продолжается. И хотелось бы сказать: а мне сейчас грустно. Но от тебя настолько ожидают улыбок… Приходится соответствовать, и в этом есть большая дисгармония. Впервые поныть я смогла только у специалиста. Наконец-то смогла сказать: мне плохо, да!»То, что раньше называлось «у меня горе», «мне грустно», «тяжело на душе» и «тошно жить», постепенно заменяется универсальным выражением «у меня депрессия». В результате массового тренда психологизации, биологизации и медикализации человеческого существования то, что когда-то интерпретировалось в категориях морали, начинает рассматриваться прежде всего как биологические и психологические процессы. Человеческие проблемы превращаются в болезни и психические расстройства, а «мне плохо» превращается в «у меня депрессия».