Я опускаюсь на пол рядом с кроватью Дениса, подтягиваю к себе колени и утыкаюсь в них лицом. Хочется плакать, но точно знаю: если дам волю слезам, то больше не засну. Погрязну в эмоциях и жалости к себе, в тревоге за наше с сыном будущее.
Вместо того чтобы скатиться в истерику, я отправляюсь на кухню. Выпиваю стакан теплого молока, заедаю стресс одним из киндер-сюрпризов, которые прячу на верхней полке, где Дэн не достанет, и возвращаюсь в спальню. Перевожу будильник и проваливаюсь в сон. На этот раз — без кошмаров.
Сдать маркетинг стоит мне огромных усилий. Удача покидает, и вопросы попадаются те самые, которые я хоть и читала, но совершенно не помню. Преподаватель, сжалившись над моими слабыми попытками продемонстрировать знания, ставит зачет, но ощущаю я себя при этом крайне противоречиво. Не испытываю ни капли облегчения от такой победы. Долго смотрю в заполненную зачетку и, громко захлопнув ее, прячу в сумку.
— Это бы отметить, правда? — доносится из-за спины голос Риты, моей сокурсницы. — Мы с девчонками заказали столик в кафе. Ты с нами?
Я бросаю взгляд на часы в телефоне. Обещала Татьяне Павловне, что отпущу ее пораньше. Да и самой нужно вещи собрать и мелочи доделать: в банк забежать, соседке ключ оставить, Дениса покормить. К тому же я только сейчас вспоминаю, что не скинула Алене данные Татьяны Павловны и не сказала точную дату нашего возвращения, чтобы взять обратные билеты. Надеюсь, еще не поздно.
— Нет. Я не могу.
— Ну как хочешь. — Рита пожимает плечами и отходит от меня.
Домой возвращаюсь с задержкой. Сначала очередь в банке, потом пробка. Стоит погоде в Питере чуть испортиться, как стоимость такси неимоверно взлетает. Я вроде бы давно здесь живу, но привыкнуть к таким завышенным расценкам не получается.
— Ну все, Настя, я побежала. Приеду сразу в аэропорт, — говорит Татьяна Павловна, встретив меня на пороге квартиры. — Все было тихо и спокойно. Дениса я покормила, в холодильнике оставила для вас фаршированные блинчики. До свидания.
Временами Татьяна Павловна напоминает мою бабушку. Такая же заботливая и предусмотрительная.
Я прощаюсь с няней, закрываю за ней дверь и остаток дня провожу с сыном, считая часы до самолета. Специально не узнавала у Алены, состоялся у Третьякова суд или нет. Не хотелось бы с ним встречаться до нашего отлета, но у самого Володи на этот счет, ожидаемо, другие планы.
«Привет», — приходит СМС с его номера, когда я собираюсь кормить Дениса, а затем купать и укладывать.
Решаю сделать вид, что не заметила сообщения Третьякова. Знаю, чего хочет Вова. И что ничем хорошим наша встреча не закончится — тоже знаю. К тому же я до мельчайших подробностей помню разговор с Полиной. Особенно последние ее слова.
— Телефон, мам, — говорит Денис, когда я помогаю ему раздеться, не обращая внимание на настойчивость Вовы.
Хватает меня максимум минут на пять и два пропущенных звонка. На третьем нажимаю зеленую кнопку.
— Да, — отвечаю немного резко, потому что волнуюсь.
Появление Вовы одновременно будоражит и страшит. Даже чуточку раздражает. Ну почему бы Третьякову не дождаться нашего отъезда? Так хочется сказать это вслух, но вместо этого молча кусаю губы.
— Чем занимаетесь? — спрашивает Вова.
Я отхожу от Дениса к окну. Ищу глазами черную машину во дворе или на парковке. Фонари горят теперь не через один, и отчетливо видно две похожие.
— Если ты решил приехать, то это плохая идея, — озвучиваю свою мысль.
— Уже приехал и, пока мы не поговорим, не уеду, — чеканит он.
— Ты, как твоя жена. Категоричен, настойчив и решителен. Правда, с Полиной мы ограничились беседой по телефону. Может, и с тобой обойдемся без личных встреч? Мне бы не хотелось…
— Да, я в курсе, что вы общались, — перебивает Вова. — Настя, я предупреждал, что будет непросто, и рад, что ты согласилась уехать на время. Но, перед тем как вы с Денисом сядете в самолет, я бы хотел с вами увидеться. Можно?
Умом понимаю: не стоит сейчас встречаться с Володей, потому что я в растрепанных чувствах и могу допустить новую ошибку, поддавшись эмоциям. Но в глубине души верю, что он не собирается обижать нас с Денисом и не позволит случиться ничему плохому. К тому же так жестоко, что Третьяков-старший решил все за сына… Любой человек вправе сам принимать решение. Каким бы неправильным оно ни казалось другим людям.
— Насть? — зовет Вова, когда я долго не отзываюсь.
Столько чувственности в его голосе, надежды… Воздух из легких словно испарился от волнения, трепета и так некстати всплывших воспоминаний о нашей недавней близости.
— Ну хорошо, — соглашаюсь я тихим голосом. — Только ненадолго. И только потому, что нам действительно нужно поговорить.
Происходящее похоже на два предыдущих раза, которые заканчивались запретными поцелуями и сексом. Но сегодня все будет иначе, потому что я до сих пор помню пронизывающий ужас от вчерашнего кошмара, когда не смогла спасти своего ребенка.