Случай из жизни государства (Эксперт)

Пятидесятилетний чушок Михаил Сергеич Бусыгин, бывший Миксер, а ныне Марьиванна, кентовался в позорной 9-й бригаде с настоящим "петухом" Гулей (по документам - Георгий Андреевич Докукин). Нельзя было назвать их содружество "семьей" в зековском понимании; делили заработанное нечистым трудом: Марьиванна до полуночи тянул лямку в постирушках; Гуля два-три раза в неделю обслуживал определенным способом чересчур озабоченных... Плата была разной: Марьиванна, кроме чая, не приносил ничего, зато получал стабильно; Гуля же, стараясь из всех сил, мог явиться, торжествуя, с мешочком сладостей и масла, а мог - с синим от побоев (били ногами) лицом. Впрочем, били нечасто, реже, чем шныря Соплю: зеки держали "петухов" и "чушков" на положенном расстоянии, но шибко обижать "обиженных" не дозволяли строгие "понятия"...

Бусыгина-Марьиванну никто не понуждал "петушиться" подобно Гуле и другим - Катьке, Варюхе, Раисе Максимовне. Он зачушковался неожиданно: раскрутился с трехлетней добавкой за побег с общего режима, где отбывал пятилетний срок за организацию небольшой финансовой "пирамиды" в родном городке. Уже отсидел Бусыгин на общем четыре года, трудился в стройбригаде на выезде, да вдруг, при выгрузке из автозака, что-то кольнуло в сердце, голову обдал сумасшедший сквознячок - и побежал он, не обращая внимания на выстрелы необученных конвоиров - мимо, мимо... И поймали его лишь через неделю, сняв с платформы товарняка: подфартило Бусыгину, арестовывали его обычные железнодорожные менты, не били, не вязали руки колючей проволокой, как вэвэшники... А на строгом режиме Бусыгин целый год не мог придти в себя, впал в депрессию: не ходил в баню, ложился спать в робе; вскоре и ботинки перестал снимать, распространяя вокруг себя непристойный запах. Потому и вышвырнули его из отряда в один прекрасный день - как говорится, вынесли на сапогах... Наконец, запоздало прошла депрессия, но печать неприкасаемого осталась несмытой - навсегда.

А у Гули история была по-тюремному банальной: двадцать одно (очко), фуфло (неотдача долга), "счетчик" - и закономерная жестокая расплата. Опетушили его два года назад на Кировской (Вятской) пересылке, ночью, спящего, и с утра жизнь Жоры Докукина, бывшего десантника и нагловатого таксиста, потекла в невообразимом доселе русле. Даже на самом дне сознания не осталось хотя бы малой памяти о прошлом. Жена, сын - все было забыто, изорвано; сидеть (за смерть пассажира при пьяном вождении) оставалось семь лет, но изменить судьбу и масть Гуля-Жора был не в состоянии, и никто, ни "кум", ни вор, ни президент, не мог помочь ему... А ведь первый срок на общем режиме (по "хулиганке") пролетел как неделя: и зона была доброй, и работа в ней - непыльной... А теперь, на строгом, беспробудное и беспросветное одиночество объяло бывшего Жору Докукина, тягостная работа и страшная паскудная масть день за днем выдавливали из сильного тела последние остатки человеческой сущности.

Вот и скентовались они на строгом режиме с Бусыгиным-Марьиванной, проводя долгие вечера за разговорами и разгадкой добытых по случаю кроссвордов. Гуля, сохранивший немного армейского здоровья, мог (в своей масти) дать отмашку любому, его побаивался даже главпетух Кочубей (Раиса Максимовна). Марьиванна на драку был слаб, но зато хорошо просчитывал всевозможные варианты грядущих дней.

Они чифирили за бараком, в недостроенной, но уже используемой по любой нужде уборной. Вони не было: испражнения и желтые натеки замерзли. Было холодно, но безветренно; к тому же развели "военные" небольшой костерчик для кипячения чая и сугрева своих малокалорийных организмов. Называли они друг друга старыми, настоящими именами.

Сегодня друзья-подруги решили обсудить замеченное шевеление в зоне. Собственно, заметил, конечно же, Бусыгин-Марьиванна, глаз у него был острый.

- Тебе бы опером работать, - неудачно пошутил Жора-Гуля.

- Ты что? Да я, знаешь... я тебе!... - сразу обиделся товарищ.