Позднышев, тоже холостяк, искренне обрадовался намерению Вершинина поехать в Окунево и, захлебываясь, стал расписывать прелести тамошних мест, словно речь шла не о заштатном селе, а об исторической достопримечательности. Лицо его раскраснелось от усердия, и, боясь, как бы следователь не передумал, участковый закончил рассказ фантастической историей о последней рыбалке. Но у Вячеслава и не было намерения менять решение. Он с большим вниманием выслушал Позднышева и, стараясь остаться серьезным, сказал:
— А я-то все мучился, вспоминал, откуда мне знакомо твое лицо.
— Откуда же? — заинтересованно спросил тот.
— Да с картины Перова «Охотники на привале».
— Не вру я, честное слово, не вру, вот посмо́трите, — оправдывался участковый, не поняв юмора.
Вершинин не выдержал и рассмеялся.
Теперь, сидя за спиной радушного хозяина, под стремительный свист ветра он обдумывал, с чего начать.
Первым делом решил встретиться с бывшим секретарем сельского Совета Голиковой, женщиной, которая, по словам Шустова и Вареникова, имела какие-то сведения о девушке, посещавшей Беду незадолго до обнаружения в Прорве трупа.
Вершинин, занятый своими мыслями, не заметил, как они въехали в Окунево. Позднышев заглушил двигатель и принялся отплевываться и вытирать носовым платком пыль с лица и шеи.
— Может, искупаемся? — предложил он после того, как привел себя в относительный порядок.
— Успеем, еще все впереди. Покажи-ка лучше, как устроился.
— Нормально, — Позднышев пропустил Вершинина в небольшую комнату, служившую ему кабинетом. — Здесь работаю, а за стенкой раскладушка стоит. Осваиваюсь потихоньку, год уже скоро.
— Народ-то знаешь?
— Ну, на всем участке, конечно, нет, а вот в Окуневе, Низовом, еще кое-где — знаю.
— О Купряшиной можешь что-нибудь рассказать? — спросил Вершинин, усаживаясь на длинную деревянную скамейку.
— Купряшина… Купряшина… — Алексей недоуменно пожал плечами. — Знаю такую, видел несколько раз. Богомольная старуха, безвредная, идет — глаз от земли не поднимает.
— Говоришь, глаз от земли не поднимает? — задумчиво переспросил Вершинин. — И это все?
— Все, чего же еще? — Уши Позднышева стали пунцовыми.
По интонации собеседника он сообразил, что знает о Купряшиной гораздо меньше, чем требовалось.
— Неужели замешана в чем-нибудь?
— Сядь, Леша, не прыгай, — Вершинин показал на стоявшую у окна табуретку. — За год о людях полагалось бы узнать побольше.
«Стоп, стоп, стоп, — вдруг остановил он себя. — Я, кажется, впадаю в менторский тон, в тот самый тон, который на меня действовал всегда, как красный цвет на быка. А чем Лешка хуже меня? Работаем по времени почти одинаково, но его-то сразу кинули на самостоятельную работу, а я еще в стажерах ходил, другим в рот заглядывал. Нет, так с ним не пойдет. Парнишка он с открытой душой, но может замкнуться, если я буду кем-то вроде скучного наставника».
— Ладно, Леша, все это ерунда, освоишься со временем. А мне помощь твоя вот как нужна! — Вершинин полоснул ребром ладони по горлу. — Я ведь не случайно про Купряшину спрашиваю. Интересует она меня. Сын ее Федор отбывает срок. Узнай, пожалуйста, осторожненько, как он живет, получает ли она письма от него. Расскажешь мне потом.
— Хорошо, — Позднышев кивнул головой в знак согласия.
— А теперь покажи-ка мне, где живет Голикова Анна Афанасьевна. У меня есть к ней дело.
— Вон, глядите, дом ее стоит через дорогу, напротив сельсовета, — участковый показал в окно.
— Вот и прекрасно. Пойдем к ней, представишь меня.
Позднышев поднялся с явной неохотой.
— Ты чем, дружище, недоволен? — заглянул ему Вершинин в лицо, но тут же сообразил, в чем дело, и рассмеялся. — Посмотрим мы твое Окунево, посмотрим, — успокоил он его. — И на речке побываем, и покупаемся, решу только сначала один вопрос.
В дом Голиковой они зашли вместе. Небольшая сухонькая женщина лет шестидесяти при виде их оторвалась от какого-то журнала и приветливо заулыбалась.
— Здравствуй, Лешенька, проходите, садитесь, — захлопотала она, с любопытством поглядывая на Вершинина.
— Следователь прокуратуры Вершинин Вячеслав Владимирович, — представил его участковый. — С вами поговорить хочет.
— Со мной? — Голикова рассмеялась. — О чем теперь со мной, да еще следователю прокуратуры, разговаривать? О хозяйстве вот только.
— Он объяснит вам, — ответил Позднышев с порога, — а я пойду своими делами немного позанимаюсь, у меня тут накопилось.
Задерживать его Вершинин не стал, так как хотел поговорить с Голиковой наедине.
— Слушаю вас, Вячеслав Владимирович, — женщина с явным интересом ожидала разговора. Между делом она выставила на стол, за которым сидел Вершинин, печенье, конфеты и еще какие-то сладости.
— Я к вам, Анна Афанасьевна, с несколько необычным вопросом, — заметно волнуясь, начал Вячеслав.
Волнение его передалось и собеседнице.
— Да уж ясно, с обычным следователь прокуратуры в такую даль не поедет, — настороженно заметила она и, увидев, что он нерешительно крутит в руках незажженную сигарету, придвинула пепельницу, сделанную в форме кленового листа.
— Я рассчитываю на вашу откровенность и память, Анна Афанасьевна.