— Сделаю все, что в моих силах, — развела она руками, все-таки удивленная таинственным началом. — На мою откровенность можете рассчитывать полностью — скрывать плохое не в моих правилах, ну а насчет памяти — посмотрим, я на нее не жалуюсь. В сельсовете года два назад часть архива сгорела, и восстанавливали его с моей помощью.
— Я вас, конечно, затруднять не буду, — улыбнулся Вершинин, — но разговор тоже пойдет о далеком прошлом. Помните вы Купряшина Федора?
— Федьку? Еще бы не помнить. Жизнь его на моих глазах прошла. Сколько раз я этого парня пыталась наставить на путь истинный, не получилось.
— Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, когда вы видели Купряшина в последний раз, и расскажите о встречах с ним.
Теперь разволновалась Голикова. Она чутьем поняла, насколько важны эти сведения для следователя, и боялась не оправдать его надежд. Ей не хотелось признаться в том, что и память у нее стала не та, и силы не те. Ведь далеко за шестьдесят сейчас. Больше половины жизни отдала работе в сельсовете.
— Действительно, задачу вы мне задаете не из легких, — Голикова тяжело вздохнула. — Ведь лет десять — двенадцать, поди, с того времени прошло. Стерлись в памяти события и поважней.
— А вы постарайтесь вспомнить, я вам помогу, — как можно мягче попросил Вячеслав. — Может быть, вам станет легче, если вы это время свяжете с каким-нибудь заметным событием в жизни села или в своей жизни.
— Вполне возможно… Надо подумать, — неуверенно начала она. — Помню, Федька освободился тогда из колонии, жил некоторое время у матери. Я его еще вызывала не раз, предлагала на работу поступить, участковый с ним много возился. Он все обещал да обещал, а потом пропал. Рассказывали — посадили его где-то в городе. Больше я о нем ничего не слыхала, — Голикова виновато улыбнулась.
Вершинин помолчал. Он мог бы, конечно, сейчас просто-напросто приблизить наводящим вопросом ее воспоминания к событию на Прорве, но делать этого не хотел. Вячеслав мысленно загадал: если убийство на Прорве отложилось в памяти Анны Афанасьевны в какой-нибудь связи с именем Беды, значит, он на верном пути.
— Вот еще что, — встрепенулась вдруг Голикова. — Тогда все, что ни случалось в селе, приписывали Купряшину и его друзьям. Как раз в тот последний год у нас убийство произошло, приезжую женщину убили, ну и все, конечно, сразу на Федьку валить стали, такие небылицы о нем рассказывали, а оказалось — зря. Вскоре после того случая он и пропал из села.
Вершинин даже вздрогнул от совпадения своих мыслей со словами Голиковой.
— И все же, Анна Афанасьевна, — сдерживая волнение, спросил он, — какие небылицы ходили тогда о Купряшине? Мне это важно знать.
— Да разные. Вот, например, шел слух, будто учительница нашей начальной школы Слепова зашла как-то к матери Купряшина домой и у них на потолке заметила темное пятно, вроде от крови. Рассказывала она кому об этом или нет — неизвестно, но когда убитую в озере обнаружили, пополз слух, что убил ее Беда и некоторое время прятал труп на чердаке. Слухам многие верили до тех пор, пока настоящего убийцу не нашли, Потом мы, конечно, сами посмеивались над этими небылицами. А учительница вскоре уехала от нас на юг. Поговаривают, года два назад померла, — Голикова замолчала.
— Рассказывайте, прошу вас, рассказывайте, эти сведения для меня очень важны, — Вячеслав закурил очередную сигарету.
— Вроде говорить больше нечего, — виновато развела руками Анна Афанасьевна, недоумевая, что такого важного было в ее словах и отчего так волнуется следователь.
— Сами-то вы в то время как думали, причастен Купряшин к убийству или нет?
— Когда все на селе об одном и том же говорят, невольно прислушиваешься и верить начинаешь. Да и вообще, если бы про хорошего человека говорили, усомнилась бы, а про такого — всему поверишь. По правде сказать, — она несколько помедлила, — у меня тогда тоже имелись основания подозревать Федьку.
— Как так? — Вершинин даже подался в ее сторону.
— В то лето сенокос хороший был. Мне для косьбы выделили поляну в лесу в двух километрах от села. С утра, кажется в выходной, мы со старшим сыном косили, а потом прилегли в тени отдохнуть. Сын заснул, а я сквозь дрему вдруг голоса слышу: мужской и женский. Вижу, метрах в ста Федька Купряшин, с ним женщина молодая. Слов их я не разобрала. Меня они не заметили, прошли мимо. Как только об убийстве стало известно, участковому рассказала на всякий случай. Шустов у нас тогда работал участковым, Федор Андреевич, вы его знаете.
Вячеслав не выдержал и вскочил со стула:
— Приметы, приметы той женщины вы не запомнили?
— Приметы?.. Нет, я их издалека видела, да и времени прошло с тех пор немало. Забыла.
Внезапно догадка осенила ее. Она с изумлением посмотрела на Вершинина.
— Вячеслав Владимирович! Неужели?.. Быть не может…
— Может, Анна Афанасьевна, может. Вполне возможно, что именно вы были последним человеком, видевшим ту женщину живой. А ошибки и в нашем деле бывают. Давайте условимся так, — продолжал он, — о нашем разговоре пока не должен знать ни один человек. Даже участковый.