Случай на Прорве

Сухарников замолчал, давая Вершинину возможность переварить новость.

— Я согласен, — отозвался тот, — согласен, при одном условии: три дела я возьму с собой и закончу попутно, они на выходе.

— Договорились. Другого я от вас и не ожидал. Рад, что не обманулся. Приступайте сегодня же.

После обеда Вершинин собрал свои пожитки и передал секретарю по описи шесть дел и кое-какие материалы. Всю процедуру проделали молча. Тоня сидела неприступно, словно именно ей нанесли смертельную обиду. Зацепин отсутствовал — поехал в область отстаивать свою позицию. И только Сизов дружески потряс ему руку.

16. Смятение Дмитрия Корочкина

Из-за всего случившегося Вершинин чувствовал себя неловко, но постарался выбросить из головы страхи и сомнения, как только переступил порог областной прокуратуры. Его мыслями уже владела предстоявшая встреча с Корочкиным, которого он вызвал на вторую половину дня. Важность этой встречи была очевидной. Много уже сделали, чтобы приблизиться к разгадке таинственного происшествия, большинство участников расследования уже не сомневались в причастности Беды, а возможно, и Ляпы, к убийству, но, к сожалению, их убеждение почти ничем не было подкреплено. Косвенные доказательства, появившиеся в последнее время, в расчет не шли — ни один суд не осудил бы Купряшина за убийство десятилетней давности только потому, что на чердаке его бывшего дома обнаружена кровь, пусть даже человеческая, или найден пояс от платья, возможно, принадлежавшего потерпевшей. Нужны были прямые доказательства. Допрос Корочкина, сложись он удачно, мог внести определенную ясность, а мог и еще больше запутать все. Неизвестно главное: каким человеком стал Корочкин?

Вершинин попытался мысленно представить его себе, но образ получался расплывчатым. Раньше — заядлый драчун, задира, дважды судился за грабежи, а сейчас — хороший семьянин, рабочий, почти два года ничего компрометирующего. Впрочем, может, затаился, ждет Купряшина, мечтает вернуться к старому.

Вершинин заглянул к Сухарникову.

— Главное, не спеши и не нервничай, — наставлял его тот, — иначе сразу все испортишь. В душу ему постарайся заглянуть, сам встань на его место, легче понять будет. И, главное, запомни — Корочкин не догадывается, зачем вызван, и наверняка ломает голову, перебирает свои грехи, но уж о том деле, пожалуй, и не думает — слишком глубокая старина. Этим и воспользуйся — ошарашь и глаз не спускай. Если причастен, обязательно выдаст себя. Пусть даже не скажет ничего сразу, неважно. Не сейчас, так потом. Основное — сделай для себя правильный вывод. Легче работать будет. Но все, что есть, не выкладывай. Туго придется, нажми на кнопку — в твоем столе она тоже есть, — Сухарников показал пластмассовый кружок, незаметно вделанный в крышку стола, — я подойду.

Ровно в четыре в дверь постучали. На пороге появился крепкий мужчина среднего роста. Здоровенные грязные ручищи неуклюже вылезали из коротких рукавов засаленного пиджака. Смотрел настороженно, видимо, не ожидал для себя ничего хорошего.

«На робкого совсем не похож, — разочарованно подумал Вершинин. — Человек как человек, выглядит настоящим работягой, но совсем не таким, каким представлялся».

— Из отдела кадров к вам послали, — глухо откашлявшись, Корочкин протянул клочок бумаги.

— Знаю, присаживайтесь, — Вячеслав указал на стул.

Корочкин нерешительно уселся на краешек.

— Фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения?

Анкетные данные аккуратно ложились на страницы протокола допроса.

— Судим?

— Судим, дважды судим, — с неожиданным вызовом бросил Корочкин.

— Вы почему нервничаете? — удивился Вершинин. — Обычный вопрос.

— Вам обычный, — злость прорывалась в каждом ответном слове, — а мне нет! С детства слышу: судим, судим, судим. Сейчас, думал, отстали… Нет, опять вызываете, жить не даете. Теперь-то чего нужно от меня? Сполна расплатился! — Руки его дрожали.

— Спокойней, Корочкин, не кипятитесь, — сдерживая заодно и себя, произнес Вершинин. — Никто, кроме вас, не виноват. Отсидели, сколько заработали.

Вершинин помолчал, дав ему немного успокоиться, а затем снова продолжил разговор.

— Зря вы так в штыки, Дмитрий Карпович, — как можно мягче начал он, — мало ли зачем вы можете нам понадобиться.

— Известно зачем, не первый год замужем, — непримиримо отозвался тот. — Случилось что-нибудь, вот и прилепить мне хотите. А я, может, про старое забыть думаю, вычеркнул все из памяти, работаю, семья, как у всех.

— Знаю, Дмитрий Карпович, знаю, все знаю. И что работаете хорошо, и что народ в цехе относится к вам неплохо, и что семья у вас хорошая.

— А тогда зачем вызываете, в чем подозреваете?