Случай на станции Кречетовка

А что Альберт заимел сегодня, что получил выпускник академии Генерального штаба… Некую подачку командования, пустяшный в масштабах армии чин, — за ту длинную выслугу лет, не говоря уж, о понесенных трудах и тяготах. Арнольду вопреки канонам Абвера, по ходатайству самого адмирала, лично знавшего Альберта, в июле тридцать девятого присвоили звание Oberst-Leutnant, что в армиях других стран соответствует званию подполковника. Только оберст-лейтенант… Когда некоторые однокашники по главной военной школе Lichterfelde и академии Генштаба (или, как по старинке называли Preusische Kriegsakademie von Gerhard von Scharnhorst) получили генерала. А иные из них уже почивают на лаврах генералов от инфантерии и даже генерал-полковников. По беглой прикидке, двое скоро станут фельдмаршалами. А Арнольду — на многочисленные просьбы — „Zuruck in die Heimat“, как кость, кинули перед войной подполковника и велели в приказном тоне остаться на месте. Что поделать, Deutsches Kaiserliches Heer твердо вбила в мозги, что приказы командования не обсуждаются… Ну, нельзя же взять и безрассудно дезертировать, сбежать и укрыться в ближней прибалтийской республике, а уж лучше, учитывая нюансы прошлого, в нейтральной Скандинавии.

Итак, Альберт Арнольд всего лишь оберст-лейтенант, по правде сказать, не слишком маленькое звание в Абвере. Впрочем, грех обижаться, а в житейской сумятице полагайся на русские пословицы: „Лучше синица в руках, чем журавль в небе“ и „Не все то золото, что блестит“, — так вот, не стоит попусту гневить судьбу. По крайней мере, фортуна к нему милосердна, пока жив и здоров, в отличие от отца умершего в сорок семь лет. И еще наглядный пример — его учитель и наставник Вальтер Николаи, возглавлявший militаrische Aufklаrung des deutschen Reiches вышел в отставку в звании полковника, не выслужив даже генерал-майора…

И чего дядюшка Густав Брандт не заимел „древоточный“ заводик в Эльзасе или Лотарингии, не перевез их туда с матушкой… Где Альберт бы обучился живому французскому языку, слащавым манерам, да и стилю жизни Жанов… И уж, коль написано на роду стать офицером Абвера, жил бы генерал Арнольд теперь вблизи побережья в Бордо или Нанте, а может, даже лакомился виноградом в солнечном Провансе. „C“ est la vie», — как говорят треклятые лягушатники.

* * *

Вот и водоочистные сооружения: примитивные грязеотстойники, допотопные фильтры грубой очистки. Эти нехитрые приспособления уже сильно засорились и поросли коростой. Вокруг образовалось вонючее болотце, поросшее пожелтевшей осокой. А лукавая водичка, проторив ручейки в пропитанной влагой почве, шустро поспешала в сточную канаву, а далее в зачахший пруд, вконец загаживая водоем.

Роман Денисович озадаченно почесал седой затылок, вот незадача… Досадные размышления о постигшей личной участи тотчас испарились. Он уже озабоченно думал о необходимой ревизии водоочистки, даже корил себя, что за два месяца не удосужился проверить столь непритязательный и малозначащий в масштабах депо объект. Но не будь войны, доброхот из селян уже написал бы куда следует, и инженеру тяги (как должностному лицу) — грозил неминуемый выговор, а, то и штраф.

Роман Денисович, коря себя за опрометчивую недоработку, по-русски чертыхаясь, поспешил в депо, двинулся напрямик, по засыпке сточного коллектора. Вышел он на северных задворках депо, у свалки металлолома, по причине войны не вывезенного на переплавку. Шагая по шпалам подъездного пути, подошел к распахнутым от жары воротам тележечного цеха. Сходу, проскочив мимо сборища разнокалиберных колесных пар, Ширяев нырнул в боковую дверцу и оказался в ремонтно-эксплуатационном участке. На его счастье главный механик депо, малорослый большеголовый мужичок, оказался на месте.

— Михалыч, ну-ка иди сюда… — недовольно позвал инженер.

— Чего приспичило Роман Денисович? — механик, отерев руку ветошью, протянул для пожатия.

— Ну, Михалыч, слесаря-сантехники разучились «мышей ловить»… Сходил посмотреть на очистные, специально за бугор лазил, — заросли к ебене матери, — Ширяев выругался, и в том же возбужденном тоне, стал выговаривать главному механику наболевшее…

Тот, потупив крутую башку, побагровев, выслушал нагоняй и уже площадным матом наорал на сидевших рядом рабочих, велел тем взять шанцевый инструмент и привести очистные сооружения в порядок.

Несмотря на то, что сделано доброе дело, на душе Романа Денисовича почему-то стало еще тревожней и гаже.

* * *

Ширяев болезненно осознавал — приступ хандры обусловлен отнюдь не засором в деповском канализационном стоке. Причины тоски коренятся в персональных проблемах самого Романа Денисовича и носят для него как личности убийственный характер.