Случай на станции Кречетовка

Помимо штудий деда Густава и уроков русской словесности в гимназии, мальчик легко научился просторечному, живому русскому языку. Натура артистическая, паренек перенял также и своевольные повадки русских товарищей, бесшабашную удаль и нелюбовь к сюсюкающим, блаженным интеллигентам. Мальчик из буржуазной немецкой семьи в совершенстве владел непотребным русским арго, проще говоря, площадным матом. Одетый для уличных похождений крайне непритязательно Альберт не отличался от новых товарищей, барчука воспринимали как своего парня, даже прозвище дали чисто русское, кондовое. Не по возрасту рослого, по характеру прямого и смелого, Альберта нарекли Быней — от слова бык. Двоюродному деду, увлеченному русским фольклором, даже импонировала уличная кличка внука. «Мой Быня» — так ласково называл мальчугана Густав Брандт, когда хотел в чем-то поощрить.

Веселое было время! Быня с приятелями, а там встречались дети из всяких сословий, отчаянно дрался с «пшеками» (польскими ребятишками), извечными соперниками по уличным похождениям и невинным обольщением девочек-гимназисток. Друзья облазили заброшенные виленские катакомбы, обследовали кладбищенские склепы и укромные места возле кальварий. Приятели ходили в «походы» по лесным взгористым окрестностям, до каждой излучины изучили окрестные озера, особенно Тракайские у развалин замка. Летом гребли на плоскодонках по Вилии, зимой мчали на лыжах и санках с крутых поречных холмов, до остервенения лупились снежками и обливались водой на Ильин день. Случалось, озорники подвешивали картофелины под окна еврейских халуп, пугали ночным стуком робких мещан, или даже дерзили дворникам, а то и городовым. Нет, мальцов нельзя считать беспринципными хулиганами, правильнее называть ребят «Робин Гудами» улицы, ибо братство, честность и справедливость ценилось у них превыше всего.

Густав Брандт желал перевести по сути обрусевшего Альберта в русскую гимназию, открытую в старинных корпусах виленского университета. Дед преследовал двоякую цель: через предстоящие полезные знакомства внука — самому войти в среду российского истеблишмента, и в дальнейшем содействовать юноше в блестящей карьере, опять же через возможные связи с сиятельными персонами.

При этом детская мечта Альберта стать военным никуда не улетучилась, а наоборот приобрела зримые очертания. С благовейным трепетом, проходя мимо стен пехотного училища, что на Закретной улице, мальчик уже видел себя бравым юнкером, будущим офицером Русской императорской армии. И ничего, что он немец… Даже генерал Павел Федорович Клауз (знакомый деда) — начальник штаба 19-го армейского корпуса в Брест-Литовске тоже из немцев. Да и Густав Брандт говорил внуку, что четвертая часть генералитета российской армии состоит из немцев по национальности. Правда, большинство из них приняли православную веру, обрусели, но фактор этнической принадлежности остается. Альберт достоверно знал, что в русской армии нет националистических предпочтений, главное — верность царю, новому отечеству и добросовестность. Да и еще, весомое обстоятельство, — дед Густав предоставлял услуги начальнику училища полковнику Покотило Василию Ивановичу. Задача стояла несложная: окончить пять классов русской гимназии — ценз для поступления в училище, подать прошение на Величайшее Имя и вперед с Богом…

Однако этим непритязательным планам не суждено было сбыться.

* * *

Отбросив прочь воспоминания раннего детства, Роман Ширяев — он же Альберт Арнольд вошел в вестибюль конторы паровозного депо. Поднялся по скрипучим, истертым ступеням на второй этаж, прошел по темному длинному коридору и ступил в маленький кабинет-кладовку, по стенам уставленный стеллажами с изношенными пухлыми папками. Это обитель инженера, здесь тот дневал, а случалось, и ночевал. Машинально развернул, лежащий на столе, журнал ППР (планово-предупредительного ремонта), заполненный каллиграфическим подчерком, Ширяев сделал попытку вчитаться в намеченные на неделю плановые проверки оборудования, да не тут-то было…

Голова оказалась под завязку забитой ночным убийством снабженца Семена Машкова. События, обросшие невероятными слухами и домыслами, стали сегодня, а возможно и на больший срок, притчей во языцех у местных жителей. Наивные люди эти кречетовцы, — строят глупые догадки по поводу неслыханного душегубства, но нипочем не догадаются, что это Ширяев-Арнольд приказал показательно устранить вконец зарвавшегося, безбашенного стукача.

Роман Денисович еще в самом начале знакомства со снабженцем, обратил внимание на странное поведение Машкова. Пришлось пронаблюдать за повадками и словами хваткого малого, фиксируя осторожные намеки и провокационные рассуждения Семена, что и помогло понять сотрудничество работника ОРСа с «надлежащими» органами.