Дело получило широкую огласку, тем более что точную причину агрессии установить не удалось. Местная организация ОВЗШ настояла на аутопсии – уж слишком подозрительно выглядела атака на машину. Все-таки шифтеры, пусть личным транспортом и не пользовались, что такое «автомобиль» знали отлично. Вскрытие показало обширное органическое поражение мозга, явно приобретенное. Регистрационный чип отсутствовал. Добровольцы из ОВЗШ, попытавшиеся опросить жителей Китти-Холлоу, вернулись ни с чем. И не потому, что шифтеры к людям, даже сочувствующим, относились настороженно и в ответах своих всегда бывали уклончивы. Кот оказался пришлым, в Лощине его и не видели. Но спустя два дня в сторону Китти-Холлоу отправилась вооруженная до зубов группа горожан, которых болезни не интересовали от слова совсем, а вот разодранные взбесившимся зверем дети заботили куда сильнее.
К счастью, тогда все обошлось. Слухи о намечающемся карательном походе быстро разлетелись по округе, и разгневанную толпу перехватили на полпути. Скандал не без труда уладили, до войны миров не дошло. Особо инициативных мстителей показательно оштрафовали на крупные суммы, а с экранов еще долго вещали, что шифтеры – такие же, как люди. И так же, как люди, иногда страдают насморком, мигренями и шизофренией с психопатиями. Потому, если один несчастный кот свихнулся, это еще не значит, что завтра банда оборотней выжрет полгорода. Люди верили со скрипом. Осмелевшие за последние годы шифтеры снова сосредоточили свою жизнь в резервациях.
Оказавшись перед изгородью из рабицы, Фридрих замедлил шаг и впервые попытался прикинуть план действий. Хотя в случае психа-одиночки никакие планы его не спасут. Сожрет и не заметит. Затмение – другое дело. Может, никто ни на кого не нападал. Женщинам ведь много не надо: увидели «чудовище» – и давай истерить. А кот сам с перепугу ничего не соображает. Очухался – а тут крики, слезы, и не объяснишь ничего. Фридриху отчаянно хотелось, чтобы так оно и оказалось.
Отчаявшись придумать что-то путное, он проскочил распахнутую калитку, промчался по мощеной дорожке и вылетел в патио.
Посреди миниатюрного квадратного дворика, шагах в пяти-шести от него, были двое. Женщина лежала вниз лицом возле декоративного пруда – такая же яркая, как россыпь цветов вокруг. Черные кудрявые волосы свешивались в воду. Возле несчастной сидел дымчато-голубой кот, видом и размером напоминающий очень крупного леопарда – тыкал неподвижное тело носом и сопел сквозь сетку усов.
Первое, что Фридрих с облегчением отметил – крови вроде нет. Кошки обычно перегрызают горло, успело бы натечь – он бы увидел. Может, обморок. Хуже, если упала и ударилась головой. А с шифтером надо попробовать поговорить. Раз не бросился сразу, значит, вменяемый. Фридрих открыл рот… и захлебнулся. Потому что кот поднял голову, встал и медленно обошел женщину, открыв взгляду бок. Шифтеры в своем большинстве однотонны: песочные, рыжие, кремовые, реже – такие вот голубовато-серые, белые или черные. Этот же щеголял темной маской на морде и темным же чепраком. Фридрих знал лишь одного кота с таким окрасом.
- Хвостатый? – растерянно выпалил он.
Янтарные глаза вспыхнули. Оборотень прыгнул.
*
Все по молодости вытворяют штуки, о которых лет через десять вспоминать или стыдно, или смешно, или то и другое вместе. Воспоминания о бурной юности хранились в памяти Фридриха под ярлыком «золотое время». И пусть в студенческие годы он был тем еще засранцем, и много чего тогда случилось, лишь один случай темнел на золоте тусклым пятном.