Случай в маскараде

Ася не удивляется и не злится. Снова садится за руль, включает аудиокнижку, завтра читать лекцию по «Идиоту».

«Знаете, я не понимаю, как можно проходить мимо дерева и не быть счастливым, что видишь его? Говорить с человеком и не быть счастливым, что любишь его?»

Почему вы так невыносимы, Федор Михайлович?

16

К вечеру курьер привозит ей нотариально заверенный перевод паспорта. Можно ехать в морг, но завтра с утра университет, три пары, а морг до шестнадцати, не успеть.

В понедельник Ася не везет Ксюху, ей ко второму, первым урок о важном, и дочка спит. Говорит, что половина класса не ходит, и классная делает вид, что не замечает.

По утреннему простору Ася доезжает до морга за полчаса. Номер очереди – десять. В зале сидят совсем другие люди, но словно бы те же, потому что и эти варят то же варево горя.

Ее наконец допускают к похоронам.

Похоронный агент Мария Сергеевна смотрит на Асю ласковыми каре-зелеными глазами, листает альбом – нужно выбрать гроб. У Марии Сергеевны полные руки, волосы русой волной, правильные черты лица. Она хороша собой. Шпонированная древесина, говорит Мария Сергеевна, да, в вашем случае это самое подходящее. И записывает инвентарный номер гроба.

– Нужен ли покойной костюм? – листает Мария Сергеевна альбом дальше. Действительно, после гробов появляются костюмы, сначала мужские, темно-синие, потом длинные женские платья – сиреневое, голубое, бежевое.

– Нет, у нее есть костюм.

Костюм так и лежит в ашановском пакете в багажнике ее «КИА».

– И кофточка тоже. Когда удобнее передать?

Мария Сергеевна смотрит на нее удивленно, и Ася узнает это выражение: точно так же на нее смотрел в подъезде лейтенант, когда она спрашивала его, можно ли взять для похорон одежду. И та же тень скользит теперь по лицу похоронного агента.

– У вас похороны в закрытом гробу, кофточка не нужна, или можете просто сверху одежду положить.

– В закрытом? Но почему?

Мария Сергеевна разводит руками: времени-то сколько прошло!

– Но как же мамонты, мамонты в вечной мерзлоте? – откликается Ася словно бы где-то подслушанной репликой, словно бы не своей.

– У нас не такая низкая температура.

– Но если хоронить в закрытом, можно похоронить непонятно кого. Вдруг там не она? Как я узнаю? У вас есть номер тела?

Мария Сергеевна показывает ей нужную строчку в документе: 4412.

Но Ася нервничает.

– Я должна проверить. Удостовериться. Можно я посмотрю? Вдруг это не она совсем? Похороним неведомо кого.

– Знаете, не советую, – голос Марии Сергеевны обретает скорбную твердость. – Это будет последнее, что у вас останется в памяти, не надо.

– Пусть тогда ваш сотрудник проверит, она ли это. Пусть посмотрит, какого цвета у нее волосы.

На это Мария Сергеевна легко соглашается, набирает чей-то номер.

– Тимурчик, можешь посмотреть? Да, просто цвет волос. 4412.

Через несколько минут Тимурчик перезванивает, Мария Сергеевна кивает: да, поняла.

– Волосы светлые, наполовину окрашенные, но проступает седина, так что в итоге скорее пепельные.

Они назначают день отпевания и кремации.

17

На отпевание никто прийти не смог: подружка со второго этажа совсем ветхая, ее муж Михаил позвонил и сообщил, что загремел в больницу, в предынсультном состоянии. Верочка собралась было, но внезапно заболела Буся, что-то не то с желудком – вот как ее оставишь одну. Ксюха сначала очень хотела, но в субботу с утра им поставили олимпиаду.

В итоге на отпевании их четверо: Леша, Ася, священник и дедушка с белой бородой, который очень вежливо, почти нежно забирает у Леши плату за отпевание и записывает имя Ирины в список, в большую канцелярскую тетрадь.

За окном солнце, в комнате для отпевания – светло, на стенах иконы, на высоком золотом подсвечнике дрожит огонь лампадки и горит единственная свеча.

Гроб стоит с открытой крышкой, на белом покрывале раскинут вишневый костюм в мелкий желтый штрих. Та солнечная фотография Ирины. И свежий букет сиреневых цветов. Это купил Леша, она такие любила.

Священник начинает тихо и проникновенно читать слова заупокойных молитв, дедушка ему подпевает. Асе кажется, Моревна тоже с ними.

Милости Божия, Царства Небеснаго и оставления грехов ея у Христа, безсмертнаго Царя и Бога нашего, про-о-осим.

Тянет речитативом батюшка.

– Подай Господи! – отзывается его одноголосый хор.

Ирина внимательно слушает.

Ася ощущает ее взгляд – в нем детское изумление и благодарность. Словно никак она всего этого не ждала и рада.

Но вскоре Асе делается не по себе, она вслушивается в слова песнопений и повторяет за батюшкой: «Благословен еси Господи, научи мя оправданием твоим».