В камере арестованного подпоручика Лыкова-Нефедьева состоялось совещание. Николай представил друг другу Забабахина с Тришатным. Полицмейстер был напряжен и на расспросы Алексея Николаевича отвечал рассеянно: много хлопот, служба нервная. Он же начал разговор:
— Николай Алексеевич, что за новые обстоятельства? Я бросил все дела. Хотелось бы уже вечером отбыть: губернатор еле-еле отпустил.
Лыков решил не откладывать в долгий ящик. Он встал, обошел стол и оказался перед шпионом.
— Кузьма Павлович, поднимите, пожалуйста, левую штанину.
— Это еще зачем? — недоуменно спросил тот, глядя на сыщика исподлобья.
— Хочу убедиться, что у вас на икре имеется родимое пятно. Размером с…
Договорить он не успел. Он сильного удара ногой в грудь Лыков отлетел в сторону. Дыхание у него перехватило, в глазах потемнело… Коллежский советник не успел увидеть движение противника. И даже не предполагал, что можно так ударить, не вставая со стула.
Он вскочил уже через пару секунд, но диспозиция за это время переменилась. Белый китаец стоял посреди комнаты, собранный, с кулаками наготове. А капитан с подпоручиком валялись по углам. Увидев, что Алексей Николаевич снова на ногах, Забабахин ощерился:
— Мало? Держи еще!
Снова мелькнуло в воздухе, но Лыков был уже готов. Он отклонился на вершок, кулак противника пролетел мимо. Расстояния для замаха не оставалось, но сыщику этого и не требовалось. Он коротко махнул рукой, как кошка лапой. Подъесаул с грохотом полетел на пол, ударился головой о стол и затих.
Алексей Николаевич стащил с его ноги сапог, задрал штанину и удовлетворенно крякнул:
— Ну, что я говорил? Нет пятна.
Офицеры поднялись, охая и потирая ушибленные места. Наклонились над лежащим противником.
— Действительно, чисто, — подтвердил капитан. — Абсолютная улика.
— Ну ты, папа, даешь, — с уважением заявил Лыков-Нефедьев. — Я ведь тоже пятаки ломаю. Думал, ты уже старый, пора тебя защищать. А вон как вышло.
Полицмейстера усадили обратно на стул. Он быстро пришел в себя, оглядел стоявших над ним.
— Ишь, слетелось воронье…
— Может, его связать? — предложил Николай. — И руки, и ноги.
Капитан потер скулу, где наливался большой синяк:
— Пожалуй.
Но сыщик обратился к арестованному:
— Кузьма Павлович… Будем пока называть вас так. Вы ведь не станете смешить людей, бегать по Джаркенту в одном сапоге, драться с целым гарнизоном? Давайте поговорим спокойно.
— А давайте, — согласился подъесаул. Он сохранял удивительное спокойствие.
— Облегчите свою незавидную участь и расскажите все без утайки, — предложил Лыков.
— Все? Ну, попробую.
Компания заняла места за столом, подпоручик взялся за карандаш. Забабахин набрал побольше воздуха и начал:
— Позвольте от Адама и Евы? Вас ведь интересует, откуда я такой взялся? Тогда так. Я родился в Кульдже в тысяча восемьсот восьмидесятом году в семье албазинца…
— Как ваша настоящая фамилия? — сразу перебил его капитан.
— Двести лет назад была Холостов. В Китае она трансформировалась в фамилию Хэ.
— То есть вы признаете, что являетесь шпионом и находитесь здесь под чужим именем?
— Признаю, — хладнокровно ответил арестованный. — Вы будете слушать или нет? Не перебивайте меня на каждом слове. Все узнаете, куда я теперь денусь?
— Наводящие вопросы мы обязаны задавать, иначе ничего не поймем, — вступился за Тришатного сыщик. — Например, мне интересно, как вы сумели сохранить чисто русскую наружность? Другим албазинцам это не удалось. В восьмидесятом году в Кульдже стояли русские войска. Благодаря им улучшили свою кровь?
— Господин Лыков, вы умнее, чем кажетесь с первого, второго и третьего взгляда, — с издевкой заметил шпион. — Да, я незаконнорожденный сын урядника конвойной полусотни при русском консульстве Ермила Ветеркова. Пустой был человек, упокой Господи его душу…
— А язык? Вы говорите по-русски без малейшего акцента.
— Оттуда же. Мальчиком я пропадал в казармах, играл с солдатскими детьми. Папашка жил в доме моей матери почти как законный супруг. Она каким-то образом сохранила славянский тип лица. Вот казак и прельстился… Чаю выхлебывал зараз целый самовар, это я от него такую способность унаследовал. Но, когда мне исполнилось семь лет, папашка вышел на льготу и уехал в Россию. Он ведь был женат. Наша армия к тому времени уже очистила Илийскую область, и я остался без отца, в окружении китайцев.
— Но русские в Кульдже были?
— Их и сейчас там полно. Я все боялся, что кто-нибудь из друзей детства приедет в Семипалатинск и узнает в донском казаке китайчонка Хэ…
— Продолжайте. Первыми вас приметили цинские тайные службы?
— Опять вы в точку попали, господин Лыков. Помощником кульджинского даотая[63] по секретным делам был почтенный Чжень, мудрый человек и большой пройдоха. Он научил меня азам шпионажа.
— Где вас натаскали так драться? — спросил Николай, осторожно трогая челюсть. — В шпионской школе?
— Да, японцы открыли в Китае две секретные школы, в которых готовили агентов. Они тогда уже положили на меня глаз. Перекупили у китайцев, стали учить всерьез. Несколько лет в полной изоляции в горах. Боевые искусства входили в учебную программу.