Случай в Семипалатинске

— Ну, получили бы они странное послание. Непонятно о чем, непонятно от кого… Запросили бы в первую очередь меня: что это такое? Наврал бы, и дело с концом.

— То есть сейчас шпионская сеть в Русском Туркестане принадлежит немецкой разведке?

Резидент с достоинством ответил:

— Сеть принадлежит мне. И я один знаю всех агентов поименно. А операция с Алкоком сразу показала Берлину мои возможности. Нет, с германцами можно иметь дело, они мыслят по-крупному. Вот британцы меня разочаровали…

— Про сеть тоже напишите, — потребовал капитан.

Холостов-Забабахин махнул рукой:

— Напишу, напишу. Мне никого не жалко. Но! — Резидент назидательно поднял палец: — Я вижу, вы так и не поняли, с кем столкнулись.

Тут Лыков не сдержался:

— С подонком, вот с кем! С негодяем, который предает всех и вся.

Резидент уже откровенно потешался над коллежским советником:

— Узнаю затхлую мораль. Знаете, господин Лыков, когда я впервые вас увидел, то сначала испугался. Вот, думаю, явился опытный человек, сейчас он все обнаружит. Но вы оказались самонадеянным и примитивным. Я ваши действия предугадывал на три шага вперед. Вами очень легко манипулировать. Чиновник особых поручений Департамента полиции! Тридцать лет в сыске. А что ни дай, все съест. Жоркина я вам подвел — съели. Ыбыша — съели. Письмецу из поезда поверили. Убежден, что погубила меня чья-нибудь оплошность, а не ваша прозорливость. То-то вы молчите насчет золота. Почтовики меня подвели? Или германцы?

— Вам-то какая разница? — парировал раздосадованный сыщик. — Теперь золото вам не понадобится.

— Надеетесь меня повесить?

— Не надеюсь, я уверен в этом. И Степной край, и Туркестанский находятся на положении усиленной охраны. Вас ждет военный суд!

— Сатрап, сразу видно. За что же меня вешать?

— Да хоть за убийство капитана Присыпина.

— Его зарезал бандит Дутый. А организовал убийство Куныбай Каржибаев.

Лыков не унимался:

— Зато вы только что признались, что причастны к убийству британского офицера Джона Алкока.

— Ну, причастен. И черт с ним, с дураком. Зачем он руки распускал, бил урядника? У Николая Алексеевича из-за него вышла задержка в чине… Попался — посыпай голову пеплом, делай глупое лицо, а не скандаль.

— Мы выдадим вас британскому правительству, им и расскажете, как должны вести себя пойманные шпионы.

Албазинец загоготал в голос, как скаковой конь. Отсмеявшись, он посмотрел на сыщика с жалостью и заявил:

— Ну и кадры у Российской империи… А ведь коллежский советник! Так вы ничего и не поняли, господин Лыков.

— Чего я не понял?

— Главного. Я — уникален. Другого такого нет.

— В чем же, черт возьми, ваша уникальность? И как она спасет вас от виселицы?

— Уникальность моя в том, что я доверенный человек сразу четырех разведок: китайской, японской, британской и германской. Каждая считает меня своим. Мой провал легко скрыть. Вы хоть представляете, какие оперативные комбинации русская разведка может проводить с моей помощью? Ну? Кто же вам позволит меня повесить? Чай, в Петербурге не такие дураки сидят, как вы!

Алексей Николаевич покосился на сына, на Тришатного и по их лицам понял, что так и будет. А резидент четырех разведок заявил, что на остальные вопросы он ответит высоким начальникам в Петербурге. Здесь же говорить отказывается.

Лыков понял, что пора ехать домой. Напоследок он сорвал с цепочки шпиона серебряный брелок, который лично подарил ему в августе прошлого года. Пожалев, что нельзя так же легко оторвать ему и голову…

Эпилог первый

Лыков вернулся домой уставший от тряского вагона, жары Туркестана и злобной возни секретных служб. Хотелось сесть на высоком берегу Ветлуги и смотреть, как нефедьевские мужики тянут невод. Послать к ним мальчишку за стерлядью, варить уху, бросая пену в угли, и вяло беседовать с Титусом… Жаль, что это сейчас невозможно. Новая жена, Ольга Владимировна, никогда не была в Нефедьевке — не ее место, а покойной Вареньки. Алексей Николаевич все реже вспоминал первую супругу, лишь иногда сладкая боль прошедшей молодости колола в сердце.

Бросив вещи, помывшись и побрившись, коллежский советник первым делом схватился за телефонную трубку. Попросил соединить его с подполковником Снесаревым и сказал ему:

— Здравствуйте, Андрей Евгеньевич. Я в Петербурге, только что вернулся. Могу прийти поговорить?

— К двум часам, если удобно. Или уже завтра.

— К двум удобно, до встречи.

Сыщик решил заодно повидать и сына. Телефонировал ему и условился на половину второго.

В назначенное время он прибыл в Генеральный штаб. Секретные делопроизводства помещались в особом закутке возле кабинета генерал-квартирмейстера ГУГШ. Вход туда посторонним был строго воспрещен, поэтому Лыков увиделся с сыном в курительной комнате.

Брюшкин радостно обнял отца, порылся в кармане и вынул оттуда незнакомый пистолет.

— Вот, это тебе от меня подарок.

— Что такое?

— Австрийская модель, системы Роот-Крнка. Новая, только в прошлом году встала на вооружение их кавалерии.

— Что, кавалерист его тебе отдал? Или в магазине купил?