Случайная судьба

Поппи перебралась из-за стола на диван, всем своим видом показывая, что намерена остаться. И Мика был вынужден признать, что она имеет на это право. В конце концов, после него и девочек она была для Хизер самым близким человеком. И тайны, оставшиеся в прошлом Хизер, касались и ее тоже.

Мика отчаянно гадал, с чего же начать, но Гриффин взял инициативу на себя.

— Когда я приехал к вам в Миннеаполис, — произнес он, повернувшись к Эйдену, — вы наотрез отказались со мной говорить. Что же заставило вас передумать?

Эйден сделал еще глоток:

— Вы тогда бросили одну фразу… Насчет того, почему я стал юристом. Она заставила меня призадуматься. Похоже, вы оказались правы. Я действительно из тех, кто стремится всегда поступать правильно — сколько себя помню, с детства был боязливым и законопослушным. Поэтому Роб и держал меня при себе на коротком поводке.

— Но для чего вы были ему нужны — поинтересовался Гриффин. — В конце концов, он ведь был Диченца.

Эйден слегка поджал губы.

— Когда у вас столько денег, сколько у этой семьи, лучше заранее придумать, как ими распорядиться, пока дядюшка Сэм не заграбастал все подчистую. А Чарли Диченца скорее удавится, чем согласится поделиться с кем-то. Помните эти его разговоры о раздутом правительстве? Чушь! Он вовсе не против раздутого правительства — скорее уж наоборот. Чем больше в нем мест, тем больше их достанется его дружкам и подпевалам. Единственное, чего он не хотел, это платить. Его знаменитый фонд Диченцы и был создан для того, чтобы избежать уплаты налогов.

— Выходит, вам известна вся их подноготная?

— Конечно. Я попал к ним сразу после колледжа — с новеньким дипломом юриста в кармане. И все это время, пока я нянчился с Робом, он так и лежал там. Потом появилась Лиза. Понимаете, Роб был моим другом, я чувствовал себя обязанным ему… Ну и, конечно, не следует забывать о той власти, которой обладал его отец. Я ничуть не сомневался в том, что он станет вице-президентом. А в этом случае меня наверняка ждало бы теплое местечко у него под крылышком — либо в Белом доме, либо в конгрессе. Господи, какой же я был дурак — тешил себя надеждой, что воспользуюсь им, чтобы иметь возможность творить добро! — Из груди Эйдена вырывался стон, больше похожий на рычание. — Как же наивен я был!

— Наивны? — переспросил Гриффин.

— А то нет? Я знал все, что касалось отношений между Робом и Лизой, но сообщил копам лишь часть правды и не сразу сообразил, что совершил преступление. — Эйден в отчаянии махнул рукой. — Не сразу понял, что продался, сыграл предназначенную мне роль. А потом внезапно почувствовал, что меня выворачивает наизнанку. Только последний подонок мог поступить так, как заставили поступить меня. И тогда я вышел из игры. Лучше уж быть каким-нибудь захолустным адвокатом, решил я. Ну а остальное вы знаете. Мальчишки, которых мне приходится защищать, — обычное хулиганье: уличные драки, стычки, поножовщина. Обычно я выстраиваю план защиты, а потом передаю дело семейному юристу, который пыжится от гордости, думая, что ему первому пришло это в голову.

Мика почувствовал, что начинает потихоньку закипать. У него дел невпроворот, а ему приходится сидеть и слушать весь этот словесный понос!

— Да, вы прямо-таки образцовый гражданин, — с насмешкой процедил он. — Ходячая иллюстрация к детской сказке «Как плохой мальчик стал хорошим!»

Эйден уставился на него.

— Я старался.

— Вот теперь постарайтесь и для Хизер тоже, — рявкнул Мика. — Все, что от вас требуется, это рассказать правду.

— Она была славной девушкой.

— И такой осталась. Что-нибудь еще можете сказать?

— Она любила Роба Диченцу, — пробормотал Эйден.

— А Роб тоже любил ее? — вдруг спросил Гриффин.

Эйден шумно вздохнул и перевел взгляд на Гриффина.

— Он вообще был неспособен кого-то любить, так как вырос в семье, где любовь была всего лишь одним из условий сделки — ты для меня делаешь то-то, а я для тебя то-то. В большинстве случаев при заключении браков преследовалась какая-то политическая цель. Искренние чувства были там не в чести. А любовь Лизы была искренней.

— Она действительно имела на него определенные виды, как писали газеты? — поинтересовался Гриффин.