— Возможно, она расскажет все, когда она увидит Эйдена, — не отступала Поппи. — Но если там не будет тебя, Хизер может просто махнуть на все рукой. Она же любит тебя, и если ей когда-нибудь нужна была твоя помощь, то именно сейчас. — Задохнувшись, она остановилась, перевела дыхание, потом прошептала: — Она и так уже боится, что потеряла тебя навсегда, что ты не хочешь ее видеть. Неужели ты не в состоянии понять и простить ее?
От необходимости отвечать его избавила Стар. Обхватив обеими ладошками лицо отца, она заставила его взглянуть ей в глаза.
— Я помогла Поппи сделать сэндвичи с тунцом. Мамочка их просто обожает. Может, если ты отвезешь их ей, она вспомнит обо мне?
Это и был ответ.
Комната для свиданий была слишком тесной для пятерых. Но Кэсси уперлась, что для защиты Хизер необходимы все пятеро, и твердо стояла на своем, поэтому охранник, поспорив для приличия, пропустил их. Мика старался держаться позади. Прислонившись к стене, он угрюмо твердил себе, что приехал только ради Стар — твердил до тех пор, пока не открылась дверь и он не увидел Хизер. Как только ее серебристо-серые глаза, обежав комнату, встретились с его собственными, он понял, что просто обманывал себя. Его сердце резанула такая же боль, как в тот день, когда ее увезли из дома.
Потом она увидела Эйдена и помертвела так, что ее лицо сравнялось цветом со штукатуркой. Кэсси бросилась к ней, взяла ее руки в свои и быстро заговорила.
— Нам наконец удалось найти нечто такое, что непременно сработает, — сказала она Хизер. — Имея показания Эйдена об угрозах в твой адрес, мы можем утверждать, что ты опасалась за свою жизнь.
Смерив Эйдена скептическим взглядом, Хизер повернулась к Кэсси.
— Но ведь на мне висят еще и другие обвинения, — прошептала она.
— Побег с целью уйти от наказания? С этим мы справимся. Между прочим, я неплохой адвокат, моя дорогая. Семейка Диченцы страшно гордится своим имиджем. Они слишком долго кричали на всех углах о том, какая ты гадкая, и никто не мог ничего возразить им на это — тебя ведь не было. Но если ты станешь говорить, все изменится, вот увидишь. Готова спорить на что угодно — то, что ты скажешь, им страшно не понравится. И, что самое главное, всем им вряд ли придется по вкусу, если ты выложишь эту историю газетчикам. Они тут же кинутся к помощнику генерального прокурора и взашей погонят его сюда, чтобы договориться с тобой полюбовно. Вот увидишь, они из кожи вон вылезут, чтобы уладить все по-тихому.
— Ты не знаешь, какая у них власть. Они без труда смогут засудить и невиновного.
— Но не на этот раз! У нас есть копии протоколов медицинских обследований. Копии договора об усыновлении. И Эйден.
Хизер, покосившись в его сторону, прижалась к Кэсси.
— Что ж, почему бы и нет… — прошептала она.
Комнатка была такой крошечный, что ее ответ услышали все.
Эйден выступил вперед.
— Речь идет о жестоком обращении, о насилии. И не только физическом. Их семейство злоупотребило своей властью, а это недопустимо! Роба уже нет в живых. У вас своя жизнь. Какое у них право преследовать вас после стольких лет? Вы и без того уже пострадали. Я ведь сам когда-то возил вас в больницу. Дважды, если не ошибаюсь. И еще тогда предупреждал старика, что добром это не кончится. Но он сказал, что мне лучше забыть об этом разговоре.
— А вы так и сделали! — взорвался Мика. — Засунули свой поганый язык в задницу и молчали, когда ее обвиняли в убийстве!
— Но она ведь сбежала, — возразил Эйден. — Исчезла, словно растворилась в воздухе. Никаких следов! Я и решил, что у нее все в порядке. Мое преступление состоит лишь в том, что я позволил всему идти своим чередом. Не думайте, что мне было легко — мне ведь пришлось со всем этим жить. Но еще не поздно все исправить.
Кэсси решила, что пора перейти к более насущным вопросам.
— Насколько я понимаю, слабое звено — это мать Роба. Он был ее ребенком, и она скорее умрет, чем позволит вывалять его имя в грязи. К тому же в этой истории был еще ребенок. — Взгляд Хизер метнулся к Мике, и Кэсси встряхнула ее за плечи, чтобы та не отвлекалась. — Мать Роба очень набожная женщина. Она не допустит, чтобы в газеты просочилось хоть слово о том, что ее сын хотел уничтожить еще неродившегося ребенка. Да еще своего собственного.
— Он утверждал, что ребенок не его, — уже громче проговорила Хизер.
— Это не проблема. Тесты докажут, что именно Роб был его отцом.
— Но как? Без ребенка? Я даже не знаю, где она сейчас.
— Мы отыщем ее, Хизер. Доверься мне, дорогая.
— Она возненавидит меня за это.
— Никто не станет ненавидеть тебя за то, что ты сделала
— Но…
— В конце концов, кто из нас совершенство? Твое молчание — это упорное, дурацкое нежелание говорить — вот что самое ужасное. Все остальное мы сможем тебе простить.