– И как часто они бывают? У тебя сильнодействующие препараты в машине. Их просто так не купить в аптеке. Нужен рецепт от врача.
– Всё-то ты знаешь, – хмурится он. – Многие люди, уже давно избавившиеся от панических атак, но помнящие эти неприятные тревожные состояния, стараются иметь при себе таблетку транквилизатора, «так, на всякий случай». Я много работаю, часто бываю в дороге и не могу позволить себе долго зацикливаться на этих состояниях.
– По-твоему, это в порядке вещей? А если однажды подобное случится, когда ты будешь за рулём?
– Ничего критичного в этом нет. Не бери в голову.
– Почему именно сейчас? – продолжаю настаивать я.
Мозг усиленно перерабатывает информацию. «Отдых у воды не моё». В парке бросился на помощь к незнакомому мальчишке, а здесь даже не подошёл, и, когда я вернулась, его накрыло панической атакой. Отпустило лишь после таблеток. Со мной никогда подобного не случалось, но я сталкивалась с этим в работе. Ничего приятного в панических атаках нет. И часто такие вещи носят неблагоприятный характер.
– Ты не любишь отдых у воды, потому что когда-то сам едва не утонул?
Мы останавливаемся. Паша задумчиво смотрит мне в глаза.
– Нет, но думаешь ты в правильном направлении, – выдаёт он спустя долгую паузу. – Это просто отголоски пережитого. Не более того.
– Не хочешь рассказывать?
Он отрицательно качает головой.
– Может, как-нибудь в другой раз. Всё нормально, лапуль. – Паша опускает взгляд на мои губы. – Я не шизик. Просто триггернуло, когда ты делала ребёнку искусственное дыхание, а он долго не приходил в себя. С ним всё в порядке?
Между нами действительно много общего. Глупо это отрицать. Я, как и Измайлов, не люблю лезть в душу к другим, но сейчас безумно хочется узнать, что же такого случилось в его жизни.
– С ним всё хорошо. Родители недосмотрели, наглотался воды. Твой случай… Это что-то личное, о чём не хочется вспоминать и говорить?
– Да. Дело в чувстве вины, отчаянном желании что-либо изменить и невозможности этого сделать. Лап, я не хочу подсаживать тебя на эту гадость, которую ты нашла в моей машине. История невесёлая, а я ещё до конца не понял степень твоей эмоциональности. Повременим с откровениями.
Паша вдруг прижимает меня к дереву. Гладит руками бёдра и смотрит изучающим взглядом в лицо. А пациент больше жив, чем мёртв. Внутри всё переворачивается от его рук на моей коже и твёрдости, которая упирается в живот.
– Расслабься, лап, я без защиты. В домике оставил. Просто буду целовать.
Я упираюсь ладонями Измайлову в грудь, царапая ногтями кожу, когда он углубляет поцелуй. Паша шипит и прикусывает мою нижнюю губу.
– Твоя сестра и так глаз с нас не сводит. Если я вернусь со следами от ногтей на груди – сойдёт с ума от любопытства, чем мы занимались с тобой всю ночь. Хотя и так очевидно чем, да? – улыбается он. – У тебя вся шея в засосах.
– Мне всё равно, – бессвязно шепчу я, дезориентированная силой отклика своего тела на его ласки.
– На мои прикосновения, или что подумает сестра? – уточняет он.
– Особенно на твои прикосновения.
– Неправда, лапуль. В кого ты такая лгунья? Выбесить могу, довести до стонов, но чего у тебя ко мне точно нет, так это безразличия. Впрочем, как и у меня.
Паша снова жадно целует. Сердце громко стучит в груди, ногти сильнее впиваются в кожу Измайлова. Он тут же прекращает поцелуй и с иронией смотрит на меня.
– Просил же без ногтей. Так хочется, чтобы взял, если назло опять делаешь?
И в этот момент я понимаю, что меня в нём раздражает и привлекает одновременно: его самодовольство и уверенность, что всё будет так, как он хочет. Возможно, мы бы и дальше продолжили эту перепалку, а потом всё закончилось бы сексом у огромного дерева, но звонок телефона вынуждает Измайлова отойти от меня и ответить на него. Судя по интонации его голоса и сосредоточенному взгляду, разговор очень важный.
– Хорошо, когда нужно там быть? Нет, я сейчас не в Москве, на следующей неделе планировал вернуться. Ладно. Понял. Скинь документы, я покажу своим юристам. До связи.
Паша поворачивается ко мне и задерживает взгляд на волосах, которые я собираю в высокой хвост, скользит глазами по шее. По телу бегут мурашки, когда он так щурится и на его губах появляется кривая усмешка.
– Ещё позагорать хочешь, или в домик вернёмся? – спрашивает, игриво приподнимая бровь.
– Хочу ли я заняться с тобой сексом? Нет!
Измайлов разочарованно цокает языком и, развернувшись, идёт по тропинке к пляжу. Ну вот дура же. Просто дура. Ведь он скоро уедет, и мы с ним, возможно, больше не увидимся. Но я ничего не могу с собой поделать. Хочется сопротивляться его чарам и не позволить гадёнышу одержать надо мной верх. Забавная всё же игра, должна признать. Мне нравится.