Она приняла это с достоинством, но сдаваться не собиралась.
– Это случилось четыре года назад, – продолжила она. Я несколько дней сходила с ума, но потом решила махнуть на это рукой. У меня тогда… – Она запнулась, подбирая подходящее выражение: – У меня был трудный период.
Выяснять, что она имела в виду, не входило в мои намерения. Не сейчас. Вместо этого я спросил:
– Что еще?
Она долго смотрела на меня, пытаясь понять, не смеюсь ли я над ней. Я хранил на лице бесстрастное выражение – абсолютно нейтральное, хоть сдавай в ООН напрокат.
– Десять месяцев назад, – начала она, – скончался мой отец. Я разбирала его бумаги и нашла вот это.
Она достала из сумочки черно-белый снимок. На фотографии, сделанной в больнице, я увидел высокого полноватого мужчину; он был в белой рубашке с короткими рукавами и узким галстуком, какие когда-то носили официанты кафе «Пинк». На вид ему было лет тридцать с небольшим, но лысина уже стала неотъемлемым элементом его облика, и он пытался компенсировать это за счет тоненьких усиков, типичных для жителей испаноязычных стран. Но мой интерес привлек не он, а они. Лежащие у него на руках, по одному на каждой, соприкасаясь головками, два младенца.
Я перевернул фотографию. На обратной стороне стояла только дата: «12.05.71».
– Понятно, – сказал я. – Можно мне пока оставить ее у себя?
– Пожалуйста.
– Вы что-нибудь предпринимали?
– Нет.
– Опять трудный период?
– Нет, – ответила она. – Хотя, вообще-то, да. После его смерти она… – Она снова запнулась, набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – Мы с ней не очень-то ладим. Поэтому я сунула фотографию в сумку и не стала ничего выяснять.
– С ней – это с вашей матерью?
– Да.
– И что же произошло сейчас?
Она заколебалась, словно мучительно вспоминая, каким тоном планировала сообщить мне это, чтобы не выглядеть буйно помешанной, но так и не вспомнила и просто сказала:
– Она в беде.
– Кто?
– Моя сестра-близнец.
– Откуда вы знаете?
– Я же говорила.
– Вы это чувствуете?
– Да.
Без извинений и мудреных объяснений. Да, и все. Сам не знаю почему, но это лаконичное «да» не позволило мне указать ей на дверь.
– Я очень много об этом читала, – добавила она.
– О чем?
– Об однояйцевых близнецах.
– И?
– Есть огромное количество научно зафиксированных случаев. Они чувствуют друг друга.
– И в какие же неприятности она угодила?
– Этого я не знаю. Это ведь просто предчувствие.
– А вы попробуйте.
– Она напугана. Кто-то ей угрожает. Не знаю. Что-то в этом роде.
– И давно это началось?
– Несколько месяцев назад. Это ощущение накатывает, а потом исчезает. Но в последнее время оно усилилось.
– И вы хотите, чтобы я нашел ее и помог ей?
– Да.
Я услышал странные звуки и тут же понял, что они исходят у меня из горла.
– Сто восемьдесят шекелей в час плюс расходы.
Она напряглась, но тут же, чтобы я не успел передумать, сказала:
– Хорошо.
Возможно, из нас двоих сумасшедший как раз я.
5
После ее ухода я еще раз проверил автоответчик – только чтобы убедиться, что все еще пользуюсь популярностью. Всего одно сообщение: «Позвони». Ни здрасте, ни до свидания. Да и не надо. Голос Кравица знаком мне с детства. Я позвонил ему, прорвавшись через двух секретарш. Он снял трубку, и на заднем фоне я услышал голоса. Похоже, у них шло важное совещание. Наверняка они прямо в эту минуту решали, вторгаться им в Иран или погодить.
– Срочно приезжай, – без всяких вступлений бросил он.
– Неохота, – ответил я. Исключительно ради того, чтобы меня поуговаривали.
– У меня нет времени на препирательства, – сказал он. – Ты мне нужен.
Он говорил деловым тоном, лишенным интонации, как будто не хотел, чтобы окружающие поняли, с кем он разговаривает. Я молчал, вынуждая его выдать хоть крохи информации. Фоновый шум вдруг притих – видимо, он прикрыл трубку рукой. Когда до меня дошел смысл его шепота, кровь у меня мгновенно превратилась в кисель.
– Придурок, – прошипел он. – За каким чертом тебе понадобилось ее трахать?
Я не вскочил сразу только потому, что надеялся сохранить остатки самоуважения. Сидя за кухонным столом, умял три нарезанных соломкой сладких перца и упаковку однопроцентного творога со вкусом чеснока, укропа и штукатурки. После трапезы я чувствовал себя раза в два голоднее, чем до нее, но, по крайней мере, догадался – или мне казалось, что догадался, – что произошло. Пока я ехал в новый участок в Яффе, начал накрапывать противный дождик, после которого на стеклах оставались грязные потеки от вчерашнего хамсина. В память о прошлом я поставил свой «Вольво» на стоянке для служебных машин и толкнул стеклянные двери. Дежурный за приемной стойкой поднял голову и поздоровался со мной, пара человек из встреченных в коридоре мне кивнули, остальные сумели сохранить невозмутимость. В приемной Кравица сидела незнакомая мне новая секретарша.
– Да? – воззрилась она на меня. Выражение ее лица без слов говорило: «Катись отсюда, да поскорей».
– Кравиц у себя?
– Вам придется подождать.
– А если мне некогда?