Случайная жертва

– Мика в порядке. Она все понимает.

– Мы ни словом не упомянули Кляйнмана. Софи о нем не говорит.

– Могу себе представить.

– Тогда зачем тебе эти записи?

Я слышал, как униженно и плаксиво звучит мой голос, но не владел им.

– Это улики.

– Какие еще улики? Между судебным процессом и тем, чем мы с ней занимались, нет никакой связи.

– Когда мы начали вести запись, этого никто не знал. Мы думали, она в курсе его дел.

– Теперь ты знаешь, что нет.

– Мы же получили ордер. Я не могу просто взять и выкинуть их.

Он был прав. С Кляйнманом беда заключалась в том, что все, связанное с ним, приводило в зал суда целые стада писак и фоторепортеров. Если судья поинтересуется, куда подевались видеозаписи, на которых я трахаюсь с его женой, то, надо полагать, главный свидетель обвинения, как две капли воды похожий на меня, к тому моменту уже получит полную серию косметических процедур бензопилой.

Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы выдавить из себя вопрос, задавать который мне совсем не хотелось:

– Ты видел эти записи?

В его глазах мелькнуло нечто вроде сочувствия:

– Да.

– Один?

– Ты же знаешь правила.

– Только следственная группа или весь отдел?

– Только следственная группа.

В следственную группу входит, как правило, от трех до шести человек. В случае с Кляйнманом, скорее всего, предпочли расширенный состав. Для участников группы это звездный час: встречи со специалистами из Интерпола и зарубежными прокурорами в идеально пошитых костюмах. У меня перед глазами бежали картинки. Вот Софи стоит на четвереньках, я сзади, накрутил на руку ее шелковистые волосы, чтобы она закинула голову назад; вот она сидит на мне, и моя голова тонет меж ее грудей, нам жарко, мы смеемся, я выскальзываю из-под нее и говорю, что больше не могу. В этом одна из проблем секса. Когда вы наедине, ты убеждаешь себя, что выглядишь как Пол Ньюман в молодости. Но стоит появиться парочке объективных зрителей, и ты уже – сорокавосьмилетний мужчина с избыточным весом и слишком большими ступнями.

– Как долго ты сможешь держать их у себя? – спросил я.

– Не знаю. Несколько дней.

– Кто придет на мои похороны?

– Мы тебя вытащим.

– Ни хрена ты не вытащишь. Нет такого способа.

Он откинулся на спинку кресла и сплел тонкие пальцы. На одном поблескивало обручальное кольцо из белого золота, весом 24 карата и стоимостью 140 лир. Я знаю это потому, что сам покупал кольцо к его свадьбе.

– Что ты намерен делать? – спросил он.

– Не знаю. Что-нибудь.

– Что?

– Что-нибудь.

Выдав это глубокомысленное замечание, я встал и ушел не прощаясь.

6

Я сидел в машине. Прошло двадцать пять минут. Я сидел не двигаясь, вцепившись руками в руль. Пытался приказать себе думать, но мозг не работал. В голове ни одной идеи, но это не страшно. Если немного подождать, они появятся. Зазвонил мобильный. Игорь.

– Срочно приезжай! – взволнованно, что совсем для него не характерно, сказал он. – Джош, ты меня слушаешь? Ты должен немедленно сюда приехать.

Свободной рукой я взялся за ключ зажигания, завел двигатель и рванул с места, потому что слышал не только голос Игоря, но и другие звуки: вой сирен, топот ног и крики. Нетрудно было догадаться, что там произошло.

– Не умирай, – сказал я, обращаясь к лобовому стеклу. – Прошу тебя, не умирай. Делай что хочешь, только не умирай.

Она не умерла. Я обнаружил ее сидящей на тротуаре с одеялом на плечах. Юбка из тонкой ткани разорвана, по красивой ноге тянется кровавая рана. В двадцати метрах, на боку, как подстреленный слон, лежит «Лендкрузер», весь в дыму и копоти. Двор напоминал поле битвы. Повсюду осколки стекла, одна оконная рама вырвана из проема и готовится рухнуть вниз. В сторонке Игорь о чем-то разговаривал с полицейским в штатском. Он заметил меня, но я подал ему знак, и на его белокожее славянское лицо вернулось бесстрастное выражение. Возле Софи стояли две женщины-полицейские и уговаривали ее поехать в больницу. Я подошел ближе.

– Вы здесь что-то потеряли? – обернулась ко мне одна из женщин.

В ее вопросе звучала не только полицейская агрессия, типичная для подобных обстоятельств. Я услышал в нем еще и ноты чертовой женской солидарности перед лицом разрушительного мужского мира. Не обратив на нее внимания, я сел рядом с Софи. Женщина двинулась ко мне, на ходу доставая наручники, но Софи махнула ей: дескать, все в порядке.

– Как ты?

К моему изумлению она засмеялась:

– Это самый идиотский из всех твоих вопросов.

– У меня есть и похуже.

– Давай.

– Как тебе удалось остаться в живых?

Ее смех утих. Она задрожала всем телом и обхватила себя руками:

– Случайно.

Я ждал.

– Позвонила Рели, – продолжила она. – Сказала, что уже полчаса торчит в торговом центре в Рамат-Авиве и никак не может решить, какой из двух плащей выбрать. Тебя не было. Я подумала, что рискну, побуду непослушной девочкой и съезжу к ней. Вывела машину, но тут вспомнила, что забыла взять хамсу[3], которую купила ей к празднику. Я вернулась в дом, забрала из гостиной подарок и пошла обратно. Только открыла дверь, как машина взорвалась.

– К какому празднику? – спросил я.

– Что?

– Сейчас нет никаких праздников.