Случайная жертва

– Я по-прежнему жду ответа, Лена! – Роберт уже еле сдерживался: – Или ты считаешь, что можешь разбрасываться такими страшными обвинениями и потом делать таинственно-загадочный вид? Объяснись, будь добра.

– Почему я тебе должна что-то объяснять? Ты хотел, чтобы я объяснялась со следователем, я прислушаюсь к твоему мнению. Но чтобы для тебя не было неожиданностей, просто из любезности я могу сообщить тебе, что знаю о твоих планах относительно филиала «Гиппократа».

– Какого еще филиала? – опешил Роберт.

– О! Да ты еще способен краснеть? Аж пятнами покрылся! – зло засмеялась Елена. – В зеркало посмотри, я не преувеличиваю. Красный весь сделался, как рак.

Роберт не стал смотреть в зеркало, он и так понял, что лицо его пылает огнем.

– Что ты плетешь? – уже не сдерживаясь, заорал он.

– Не плету, Роберт, сам знаешь, – спокойно произнесла Елена, бросая на кровать джинсы и новый кардиган. – Ты планируешь открыть филиал «Гиппократа» в Северном районе. В твоем бизнес-плане говорится, что помещение у тебя есть, ты даже указываешь его адрес. Таким образом, для своей Наташи ты становишься не просто заместителем и мальчиком по вызову, которого она может употреблять когда ей хочется, а полноправным партнером. Ну, даже если и не полноправным, то все равно партнером. Только ты забыл упомянуть в своем бизнес-плане, что помещение это мое, размену или разделу в случае развода не подлежит, а у меня ты мнения не спрашивал. Так как же мне все это расценивать, а, муженек?

Она усмехнулась и стала одеваться, наслаждаясь замешательством, в котором оказался Роберт.

– Какой еще бизнес-план? – промямлил он. – У меня были только наброски. Просто предложения… Где ты все это взяла?

– Это мое дело, – отрезала Елена, – и почему же ты не поставил меня в известность, а? Ведь речь идет о помещении, которое принадлежит мне, не правда ли? Что за нужда была скрывать свои бизнес-планы?

– Это не бизнес-планы, это только мои мысли! – воскликнул Роберт. – Я сначала хотел убедиться, что получу поддержку, все просчитать, продумать, а потом уже вынести на обсуждение, все рассказать тебе.

– Ладно, все это эмоции, я готова, поехали. Пусть следствие разбирается, где планы, где задумки и как все это сочетается с выстрелами в голову.

– Лена, ты сошла с ума.

– Ну так убей меня, доведи дело до конца. Ты ведь в первый раз жестоко ошибся, так исправь свою ошибку, пока не поздно.

Она смотрела на него в упор.

– Не можешь? Ты можешь только исподтишка? Стоя сзади, стреляя в затылок? Бедный еврейский мальчик Робик, переживший трудное детство, никак не может стать взрослым мачо?

С этими словами она вышла из комнаты, на ходу бросив:

– Поторапливайся.

Детство у Роберта действительно было трудным. Сколько он себя помнил, мама вечно пилила отца, обидно ругала его, называя «тысячным жидом». Отец не пытался оспорить гадкое прозвище, но мама все равно поясняла, что именно оно значит:

– Нормальный еврей не может быть таким бедным! Таких, как ты, один на тысячу!

Папа был скрипачом, служил в оркестре оперного театра, денег получал мало, их не хватало, и он давал частные уроки, бегая по бестолковым ученикам. Мама, Сара Ильинична, после рождения Роберта уже не работала, она плохо себя чувствовала – это со временем стало ее профессией. Их ежедневный рацион состоял из картошки на постном масле, гренок из черного хлеба с чесноком, самого дешевого колбасного сыра. По субботам мама готовила форшмак. Когда требовалось делать важные покупки – например, окончательно изнашивались ботинки или становилось мало пальто, Сара отправляла Николая на улицу, там можно было заработать какую-то копейку. Николай Семенович брал скрипку и плелся к подземному переходу, где играл классические произведения перед спуском в подземелье. Перед ним лежал открытый футляр с мелочью. Местные гопники, собиравшие мзду с уличных торговцев и нищих, не брали с него денег – жалели убогого еврея, очень уж несчастный был у него вид. Наоборот, когда он особенно вдохновенно играл, давали с собой бутылку водки или конфеты для мальчика, сынишки, который иногда в хорошую погоду терся рядом с отцом.

Мама видела, как трудно приходится отцу, но не ослабляла своего давления.

– Это все потому, что тебя назвали Колей, – говорила она, – ну как может еврей быть Колей, а? Посмотри на себя в зеркало, какой ты Николай?

Она редко звала его Колей, все больше Шлемой. Маленький Роберт не понимал, что означает это слово, в школе его никто не употреблял, во дворе тоже. Он думал, это что-то ласковое, домашнее. Потом оказалось, что это далеко не так. Шлемазл – дурак и недотепа, а Шлема – всего лишь уменьшительное от него. Вроде как не совсем дурак, а всего только придурок.

Роберт не понимал, почему папа не обижается. Почему остается таким равнодушным ко всему.