– В тюрьме начинаешь думать о разных вещах, – заговорил он. – Хотя я пытаюсь этого не делать. Много читаю, иногда смотрю кино. Но вдруг ловлю себя на том, что уже два часа сижу и составляю фоторобот гада, который спал с моей женой. Ты слыхал, что есть специальные программы для составления фоторобота? Теперь в полиции нет художников. Все делают при помощи компьютерной графики.
Разумеется, я не мог заранее знать, какой оборот примет наша беседа, но что именно такой – даже не предполагал.
– Извини, что пришлось тебя побить, – на ходу бросил он. – У меня не было выхода.
– У тебя не было выхода, – как идиот, повторил я за ним.
– Мой бизнес разваливается, – объяснил он. – Когда я на воле, мне почти ничего и делать-то не надо. В девяноста процентах случаев одно мое имя действует устрашающе. Сейчас мне намного труднее сохранять свою репутацию.
– Тебе это не мешает?
– Что?
– Что я с ней спал.
– Вначале, – чуть подумав, ответил он, – это сводило меня с ума. Потом я прикинул, как поступил бы сам, если бы моя жена пять месяцев сидела в тюрьме. Недели через две точно пошел бы налево.
– Ты прямо феминист, – сухо заметил я.
– Но-но, поосторожней, – вскинулся он.
– Можешь называть это психическим отклонением, но я не люблю, когда меня бьют.
– Я ведь мог тебя убить. Мои люди настаивали на этом.
– Меня не так легко убить.
– Кого угодно легко убить, – не согласился он. – «Рожденным суждено умереть»[6]. – И в ответ на мой изумленный взгляд пояснил: – Это из Талмуда. Я теперь часто его читаю.
Я не стал рассказывать ему, что кто-то пытался убить и его сына. Он сам все узнает. Мы сделали полный круг по двору, когда он снова заговорил:
– Почему ты ушел из полиции?
Удивительно, но складывалось впечатление, что это ему действительно интересно.
– Я не ушел. Меня ушли.
– Почему?
– Ударил на допросе подозреваемого.
– Кто это был?
– Торговец наркотиками.
– Ты живешь один?
– Это собеседование перед наймом на работу?
– За эту неделю ты первый, с кем я могу поговорить. Просто ответь мне.
– Да.
– Что – да?
– Я живу один.
– Почему?
– Понятия не имею. Несколько раз мне казалось, что все серьезно, но потом я сбегал. Или они пугались.
– Она была моей второй женой, – сказал он. – Ты это знал?
– Да.
– В первый раз я женился потому, что так было надо. На девчонке из своего района. Мне было двадцать четыре, ей – двадцать три. Ты убеждаешь себя, что это любовь, но это всего лишь сделка. Мы были женаты девятнадцать лет.
– Немалый срок.
– Одно мгновение. Просто оно тянулось девятнадцать лет. А потом я встретил Софи. – Он умолк на полуслове. Мужчины редко говорят о любви. Нам просто нечего сказать на эту тему. Наконец он спросил: – Ты любил ее?
– Нет.
– Тогда почему?..
Мне бы послать его на три известные буквы, но я не смог. Он заслуживал другого.
– Ей было одиноко. Мне было одиноко. Нас тянуло друг к другу.
Он обдумал мои слова и решил, что я говорю правду.
– Я хочу, чтобы ты его нашел.
– Кого?
Он повернулся ко мне. Его взгляд медленно сфокусировался на мне, и я в первый раз ощутил исходящую от этого невысокого, человека силу – ту силу, которая заставляла его приспешников убивать ради него.
– Я не убивал Софи, – сказал он. – Просто не смог бы.
– Я шесть лет проработал в отделе убийств, – возразил я. – В девяноста процентах дел убийцей оказывается близкий человек.
Но он уже думал о чем-то другом.
– Сейчас все уверены, что ее убил я, – произнес он. – Единственный, кто знает, что это не так, это настоящий убийца.
– У тебя есть идеи?
– Все говорят, что это Авихаиль, – сказал он. – Но мне это кажется странным. Не его стиль.
– Я встречался с ним. Он говорит, что не делал этого.
– Ты ему веришь?
– Еще не решил.
– Может, кто-то из его людей? Такое иногда случается. Кому-то захотелось выслужиться перед боссом. Так сказать, в превентивном порядке.
– А если я его найду?
Он снова уставился на меня:
– Это тебя уже не касается.
– Я назову тебе имя, а утром увижу его на первых полосах газет.
– Я заплачу, – сказал он. – Плата за охрану будет по-прежнему поступать на твой счет.
Настала моя очередь задуматься.
– Допустим, я его найду, – наконец сказал я. – Но, возможно, не захочу называть его имя.
– Ты будешь делать, что тебе сказано.
Фантастический человек. Стоит во дворе самой строго охраняемой в стране тюрьмы, одетый в коричневую арестантскую робу, и пытается мне угрожать.
– Хорошего дня, – сказал я, направляясь к выходу.
Он двинулся за мной.
– Есть такой анекдот, – чуть ли не мечтательно произнес он. – «Что желают человеку на его стодвадцатилетие[7]? – Хорошего тебе дня».
Я дважды постучал в дверь, и он схватил меня за рукав.
Дверь распахнулась. За ней с мрачным видом стоял высокий тюремщик. Я повернулся к Кляйнману, который смотрел на меня выжидающе. Это напомнило мне сцену из какого-то фильма. Эпизод без слов, только музыка фоном. Я кивнул. Сделка заключена.
16