Случайная жертва

Снова она заговорила, когда мы выбрались на ведущее в Афулу шоссе, известное как «линейка».

– Я уже второй день об этом думаю, – тихо, будто разговаривая сама с собой, сказала она.

Я не стал спрашивать, о чем. Держа обе руки на руле, я следил за дорогой.

– Не знаю, что со мной, – продолжила она. – В памяти все смешалось: отели, клиенты… То мгновение, когда стоишь перед чужой дверью и собираешься нажать кнопку звонка. Делаешь глубокий вдох, приглаживаешь волосы – как будто смотришься в зеркало. Того, что происходит потом, просто не существует. Люди, которые пережили клиническую смерть и вернулись, описывают, как они взмыли над собственным телом. Они видели себя на больничной койке, видели мечущихся врачей, но не слышали ни единого звука. Вот и со мной то же самое. В моей жизни – целых шесть месяцев немого кино. Я уверена, что другие говорили со мной, а я им отвечала, но не могу вспомнить ни слова.

– Как это началось? – спросил я, чтобы напомнить о своем присутствии.

На этот раз она не рассердилась:

– У меня была подруга, мы вместе учились в университете. Она так оплачивала учебу. Как-то раз мы выкурили по косячку, и она мне все рассказала. Сказала, что занимается этим три-четыре раза в неделю, через какое-то агентство, а один клиент даже свозил ее в Прагу на уик-энд. Она вообще была смешная. Рассказывала, как она лежит и думает о чем-нибудь своем, пока эти на ней скачут. Передразнивала звуки, которые они издают. А я все расспрашивала ее, и в конце концов мне стало казаться, что это абсолютно нормально. Понимаешь?

Я молчал. Да она и не ждала ответа:

– В первый раз мы сделали это вместе. Было два часа ночи, мы обе были малость под кайфом, и тут ей позвонили. И вдруг она говорит: «Хочешь поехать со мной?» Она не то чтобы пыталась втянуть меня во все это, нет, скорее со мной заигрывала. Я не лесбиянка, но с девочками такое иногда случается. У тебя есть подруга, вы давно знакомы, и тебе интересно рассмотреть ее тело или узнать, как она стонет: так же, как ты, или по-другому. Я поехала с ней. Там был мужчина. Это меня удивило. Он выглядел, как обычный мужчина. Не знаю, чего я ожидала. Может, увидеть семнадцатилетнего пацана или похотливого старца? А он оказался обычным мужчиной лет сорока пяти, который немного смущался и очень старался быть с нами милым. Она посмотрела на меня – типа это такая шутка, понятная только нам… Когда она разделась, я сделала то же самое.

У меня защипало в глазах. Странное ощущение – как будто веки жгло изнутри, хотя там не могло быть никакого источника жара. Мы подъехали к Рош-Пине, свернули на окружную, миновали полицейский участок и два ресторанчика, куда во времена резервистской службы в Ливане мы, помнится, заскакивали с ребятами поесть шакшуки. Она откинулась на подголовник и закрыла глаза. По ее лицу скользил свет дорожных фонарей.

Еще пятнадцать минут – и мы уже в Метуле. Мы пробирались между домиками под красными крышами, в окружении фиолетовых бугенвиллей, нависавших по обе стороны дороги. Я дважды сбился с пути, но в конце концов мы нашли нужный дом. На калитке была прибита табличка из желтого металла с рисунком, явно сделанным детской рукой: семья стоит, держась за руки, и только один ребенок сам по себе, как будто не желает иметь с остальными ничего общего.

Я вылез из машины и подошел к калитке. У меня за спиной хлопнула дверца, но звука шагов я не услышал. Я повернулся. Она стояла, прислонившись к корпусу «Вольво», бессильно свесив руки, и вглядывалась в темноту, в которой чуть светилась выложенная белой галькой дорожка к дому.

– Это она? – даже не прошептала, а едва выдохнула она.

– Хочешь, я один пойду?

– Дай мне минуту.

Я дал ей минуту. Минута затянулась, но в конце концов она оторвалась от «Вольво» и двинулась ко мне. Мы зашли во двор, и я позвонил в дверь. Нам открыла высокая женщина с волосами, крашенными в цвет каштанового меда, золотисто-карими глазами и смуглой кожей, на которую моментально ложится и с которой долго не сходит загар. На ней было белое платье из тонкой индийской ткани и спортивные туфли на босу ногу. В руке она держала высокий бокал с белым вином. Единственным украшением ей служил черный шнурок с маленькой ракушкой, спускавшейся к груди. Ни папаши, ни трех детей с картинки поблизости не просматривалось.

– Прошу прощения за поздний час, – сказал я. – Я ищу Нааму Кристаль.

– Это я.

– Вы родились двенадцатого мая семьдесят первого года?

Она беззаботно улыбнулась. Похоже, жители Метулы привыкли к тому, что им на ночь глядя стучат в дверь и задают странные вопросы.

– Да. Откуда вы знаете?

Я достал портмоне и показал ей ламинированное удостоверение, которое обходится мне в 57 шекелей в год и доказывает, что я частный детектив, номер лицензии GK77765A.

Я понятия не имею, что означает этот номер. Может, меня однажды усыпили и вытатуировали его мне на заднице, как штрих-код. Тем временем в золотистых глазах промелькнуло нечто похожее на усталость.

– А вы кто? – спросила она, глядя мне за спину.

– Это мой клиент, – ответил я.

Мои слова не произвели на нее никакого впечатления.