Случайно

Амбер лежала на заднем сиденье своей машины. Увидев Еву через опущенное окно, она ногой распахнула дверцу и свернулась калачиком, освобождая местечко для Евы.

— Не спится? — спросила она.

Ева помотала головой.

— Хочешь прокатиться?

— Если ты не занята, — сказала Ева.

Амбер расхохоталась и дернула плечом.

— По уши, — сказала она.

— Ну, то есть, я хотела сказать не «занята», а «устала», — поправилась Ева. — Если ты не устала.

— Да ни капельки, — сказала Амбер. Она перелезла через спинку на водительское сиденье и открыла переднюю дверцу для Евы.

Сорок миль в час по проселочным дорогам Норфолка, фары освещают ошалевших насекомых и серые придоржные кусты. У обеих, у Евы и у Амбер, локти на опущенных до конца стеклах, их овевает прохладно — теплый ночной ветерок.

Я чувствую себя преступницей, — сказала Ева.

Люблю ехать куда глаза глядят, — сказала Ева. — Гораздо больше, чем ехать куда-то.

Мы прямо как Тельма и Луиза, — сказала Ева.

У-ух! — сказала Ева.

— Мне было двадцать три года, — сказала Ева, — я ехала в лондонском метро, а напротив сидел парень, ужасно симпатичный парень. Он читал какую-то книгу. Это меня и зацепило — книга была умная, а у него на груди была табличка работника «Карри».[48] И на этой самой табличке было написано его имя, Адам. Я подождала, пока он поднял голову и заметил мой взгляд, и тогда сказала: ты в жизни не поверишь, но меня зовут Ева. А он ответил: ты в жизни не поверишь, сколько девушек подходят ко мне и говорят, что их зовут Ева. Потом улыбнулся и как ни в чем не бывало уткнулся в свою книгу, словно я перестала сауществовать. Я впервые осмелилась на подобный поступок — то есть я не заговаривала первой с парнями, разве что здоровалась, и уж тем более не обращалась с такой тирадой к человеку, которого увидела впервые в жизни. Я встала, собираясь выйти из вагона, но сначала подошла к нему, наклонилась, — кстати, он читал книгу про одного польского режиссера, Адам всегда интересовался вещами, которые входили в моду и вызывали общий интерес только через несколько лет. Так вот, я наклонилась к нему и сказала: да, но до тебя не дошло — я настоящая Ева, та самая, и потом я вышла, это была не моя остановка, но мне позарез надо было выйти. Я поднялась по эскалатору, вышла на улицу и встала там на ветру, злясь на себя, дуреху, но в то же время испытывая восторг. Я повторяла себе: «он того не стоит» — ну понимаешь, он же работал в «Кэрри», и была права, потому что, как оказалось позже, он был лишен честолюбия, напрочь, можно сказать, что Адам обладал «античестолюбием». Но в результате я стояла в совершенно незнакомом месте, абсолютно не представляя, что это за район, теперь мне надо было покупать новый билет, потому что я вышла на улицу, и я повернулась, чтобы пойти к метро, — и тут вижу его, прямо за своей спиной, как в старых фильмах, еще и дождь капал, классический кадр, ха-ха, и тогда я говорю привет, и он говорит привет, и я спрашиваю, ты что, специально вышел за мной из вагона и поднялся по эскалатору наверх? А он говорит: да нет, вообще-то это моя станция, я живу за углом, и он показал куда-то. А потом спрашивает: ты правда Ева? И я сказала, да. Тогда он говорит, хочешь, выпьем где-нибудь кофе? И я сказала, да.

Закончив, Ева откинулась на сиденье.

— Здорово, правда? — воскликнула она. — Как это он сказал: ты правда Ева?

— Боже, какая нудотина, — сказала Амбер.

— Чт… Что? — спросила Ева.

— И это все? — сказала Амбер. — Это и есть момент истины, кульминация, встреча-двух-сердец, только между нами девочками, звон свадебных колоколов, и все пустились в пляс? Нет, подруга, Богом клянусь, тебе придется поведать мне байку повеселее, на х…, иначе я сейчас захраплю прямо за рулем.

— Ты что, заснешь? — засмеялась Ева.

— А дальше пойдет рассказ о том, как ты рожала своих деток, как это было ужасно или как легко, да насрать мне, вот же бля, — сказала Амбер.

— Что ж, с Магнусом, как ты знаешь, были трудные роды, но в результате мы оба полностью оправились. Если честно, это после Астрид я как-то совершенно расклеилась. Я до сих пор это ощущаю. Но малыши так чудно пахнут! Поверишь, я все бы отдала, только бы еще раз вдохнуть запах своего маленького, — сказала Ева.

Амбер швырнула недокуренную сигарету в окно — она была в ярости. Похоже, шутки кончились. А машина неслась все быстрее. Амбер словно всем весом давила на педаль газа. И с каждым словом выжимала из двигателя еще и еще.

— Иссус уписался на х…, все эти бесконечные сраные вечные кретинские сюси-муси, — уже кричала она.

— Прошу тебя, сбавь скорость. И хватит ругаться, — попросила Ева.

— Заехать бы тебе со всей дури под дых, — сказала Амбер. — Вот тогда тебе будует что вспомнить.

Она сняла руки с руля и шарахнула по нему раскрытыми ладонями. Машину повело и тряхнуло.

— Не надо! — крикнула Ева.

Машина затряслась, сильно накренившись вправо, когда Амбер на скорости еле вписалась в левый поворот.

Еве стало по-настоящему страшно.

Ева поехала в Лондон на встречу с издателем. После Норфолка Лондон показался ей нереально шумным и суетливым.