Читаем Случайному гостю полностью

Случайному гостю

Бабушка повернулась к столу спиной. Было видно, как она силится поддёрнуть рукава.

— Мама! — тётя Зоня перешла на крик. — Я тебе говорю, ответь! Или ты опять за своё? Делаешь вид… — она поднялась: опухшая, вся в красных пятнах, с истончившимся от злости ртом, растрёпанная. — Ты решаешь свои вопросы за наш… за их… За мой счёт. Я тут всегда как сирота, — тоненько крикнула она. — Всю жизнь купалась последней, — она высморкалась. — В холодной воде… А всё маме, всё бабушке, всё Вите — а вы, девочки, подождёте… А бабушка-то, мама, умерла, и прабабушка умерла, и мальчики все твои умерли, — прохрипела она в бабушкину спину. — Всё детство оставляла им горбушки: «А вдруг, — говорила, — а вдруг…» А не вдруг! Всё, пропали… любимчики. Тю-тю… Ждала она! А мы — полусироты, живы! — она вцепилась в скатерть. — И в холодной воде всю жизнь здесь, в обносках!

— Смелее, — прошептал Гость. — Вы её очень ослабили…

— Что ты мне дала? А? Ответь! — выкрикнула своё фирменное проклятие тётя Зоня — и, излив яд, собиралась было сесть, да забыла о лежащем на полу стуле. Раздался визг, взметнулись рыжие пряди, ноги, и тётка распростёрлась на половичках.

— Я тебе скажу, — заявила ей сестра и вылила на неё компот из графина. — По жопе, в детстве, мало.

— Хамка, дура, длинноносый фашист. Я ж вся мокрая и замёрзну, — плаксиво заявила тётя Зоня с пола. — Помогите мне кто-нибудь…

— Браво, браво, — сказал Гость. — Такое соло.

Абажур над нами протяжно моргнул и в абсолютной тьме мы увидали, как красным горят глаза пришлеца. Вакса, с тахты, светила очами в ответ.

— Я могу повременить с Зеркалом, — выдавил из себя Гость. — Слишком долго гоняюсь за ним. Но вот этот, третий — интересует меня в первую очередь. Не то вам опять придётся кем-то жертвовать… голосом… годами… близкими… детьми.

— Мама, — отозвалась тётя Женя. — Это уже слишком! Ответь ему что-то.

— Пока бабушка молчит, тётя Женя, он ничего не сможет сделать. Это всё угрозы, — так. Сквозняк. Холодный ветер в полдень.

— В спальне, там, — вкрадчиво сказал всадник. — Один раз. Тоже был сквозняк… ветер. Не можете не помнить.

Тётя Женя обхватила пальцами шею.

— Мама, — сказала она, — как так? Это ты…? Ну не молчи. Ведь… Костя… Так значит ты, ты могла… могла спасти… — хрипло крикнула она. — Но ведь промолчала. Я же так просила… Я ведь никогда ни о чём не просила… Никогда!

— Это был бы не совсем дядя Костя, — сказал я шёпотом. — И зеркало, зеркала, мы…

Тётка повернулась ко мне — на бледном лице проступили два ярко-алых пятна.

«Как у чахоточных», — подумал я.

— Что ты можешь об этом знать? — прокричала тётя Женя. — Что? Сопляк!

Неля заплакала. Горько. Витя оторвал свежепришитую пуговицу.

— Я, может быть, и сопляк, — примирительно сказал я. — Только я говорю, что знаю: он, — и я ткнул в Гостя пальцем, — раздор и ссора. Провокатор хренов.

— Тёмные дни теперь прошли, — обратился я к всаднику, безмятежно гладящему дудочку. Где-то на самом краю мира прозвенела нежно челеста. «Рознь» развеялась.

— Тыкать пальцем невежливо, — бесцветно произнёс Гость, в голосе его читалась досада.

Тётя Женя будто оступилась.

— Ой… — сказала она и покраснела. — Ой, мама, прости.

Я перевёл глаза на скатерть, крошки сложились, наконец, в слово. «Незаконно» дрожало на «аксамите».

— Я вот тут думал, — быстро сказал я. — Ты нежеланный и незаконный Гость…

— И? — насмешливо переспросил он.

— Ияизгоняютебяотнынеинавекиотменяяприглашение, — пробарабанил я, кузина Сусанна оторвала третью пуговицу жакета, на лице её читалась досада.

— Ты частишь, — сообщил он. — И не сказал, кого представляешь — поэтому эти слова не будут иметь…

По кухне пронесся тёплый ветер, прилетело неизвестно откуда несколько крупных розоватых лепестков, отчётливо зазвенела челеста и где-то в недрах дома нечто скрипнуло — так говорит жернов, пробуждаемый ото сна.

— …всей силы, — закончил гость и щёлкнул пальцами. Посторонние звуки стихли.

Пока Всадник стряхивал лепестки с плаща, я решил пробежаться в коридор и дальше — к ёлке. Стоило мне вырваться из-за стола, как раздался визг — многоголосый, кто-то крикнул: «Беги!», я распахнул кухонную дверь, сделал пять шагов, и всё стало зыбким, навстречу мне взвилась тёмная фигура — я, поднеся кулак ко рту, ударил её старым бабушкиным заклятием в лицо.

«И всё-таки это неправильно, — подумал я. — Надо было связать прежде руки… Во имя…»

Тут громыхнул иной Дар — из тех, что идут по левое плечо — и тоже в лицо. Мне. Запахло марганцовкой, что-то раскололось. Перед глазами замерцал дым.

Падая, я ударился о шкаф. В нём всё грохотало и кто-то пищал.