Случайному гостю

Я срезал первый подвернувшийся мне мешочек. Он оказался подозрительно лёгким.

Сусанна пододвинула стульчик и взгромоздилась на него, шатаясь словно последний колосок.

— Матерь матерей… — сказала она. — Я не убоюсь ни воронов, ни дыма. — И она чиркнула ножом по ленте.

И тут же свалилась прямо на меня, крепко сжимая мешочек в руках.

— Я беру своё, — рявкнул Всадник, кутаясь в лохмотья — седина в его прядях свилась в обруч, медленно застывая и прорезаясь злыми зубцами.

Глаз болел очень сильно. К тому же я ударился локтем. Сусанна, опираясь на мои рёбра, спешно развязывала свой мешочек — она извлекла оттуда продолговатую чёрную коробочку и хищно улыбнулась.

Звякая шпорами, Халлекин пересёк кухню, отбросил хрупкую старую даму под ноги тёте Жене и ухватил меня за руку.

— Устремимся… — крикнул он. — Хэй-хоу!!!!

— Не думаю, — сказала бывшая Вакса. Несмотря на превращение, в ней осталось некая кошачья повадка, она нервно подёргивала бровью, словно кошка ушком, и щурила глаза. — Такому не бывать. Никакого Хэй и Хоу. Это твоя очередная ошибка. Всё этот твой нахрап. Девочки! — она встала и протянула обе руки. Кузина Сусанна, приволакивая ногу, проскакала через кухню, улыбка её не предвещала хорошего, а яркие ноготки цепко держали коробку. Бабушка оторвалась от двери пенала и ухватилась за протянутую руку. Всадник вытянул ногу и попытался сделать Сусанне подсечку, престарелая кокетка с размаху саданула каблуком ему по ноге.

Скинув обе туфли и став ниже ростом, она добежала до стола и схватила стоящих там женщин за руки.

— Триада… — пробормотал Всадник, разом охромев. — Чтоб они пропали, ведьмы.

Три женщины, сплетя руки, полулёжа на зеленеющем вишнёвыми ветками столе, читали вслух.

Первым разом, добрым часом,
Тело с телом, с костью кость.
Колесо, коса и гвоздь.
Уступает свету тьма.
Радости уступит горе.
Правде уступил обман.
Миру уступает ссора.
Мудрости уступит лють.
Гнев покою уступает.
Ангел, аер, амен ключ.
Коло, дело. Замыкаю.
Другим разом, святым часом,
К пеплу прах, к дороге мост.
Зайда, уступи владельцу,
Прочь ступай незваный гость.
Щедрости уступит скупость.
Плен уступит вольготе.
Чести клевета уступит.
Агис Мере Трините.
Было сила, крепость есть,
Будет твёрдо — кровь и крест.

Дом дрогнул всеми составляющими — колесо завертелось вновь.

Гость выдернул из чёрных тряпок Рог.

— Я зову свору! — крикнул он. Кухня трепетала, и дом стонал всеми составными частями, струйки пыли вились в воздухе. Венок поднялся над скатертью и начал вращаться — пламя свечей рассекало воздух, словно кинжалы.

— Ар-ра-ра![136] — хрипло сказал Халлекин и дунул в Рог. Неторопливо, как и подобает вести себя рядом с Бессмертными, дабы не привлечь их внимания подольше, я снял с шеи цепочку и ударил ею Всадника по рукам. Он издал звук, похожий на карканье, и выпустил меня. Цепочка разорвалась. «Холодное железо», — уважительно подумал я.

Триада продолжала читать заклинания. Стол протестующе скрипел, отряхивая с себя ветки. Венок вращался, радостно рассыпая искры, Гости стайками выплывали из-под половиц и реяли в кухне, привнося смутный запах сырости.

Кузина Сусанна разорвала круг первой, заслышав лай недалёкой своры, и тот момент, когда распахнулись окно и дверь, впуская их — не знающих ни усталости, ни пощады, ни света дня, Гончих — старая гримёрша открыла коробочку. — Моя пуделка, — довольно сказала она отражению в зеркальце и дунула в пудреницу. Настолько сильно, насколько хватило сил.

Кухня погрузилась в сладковатый дурман.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо!.. — крикнул Всадник. Его высокая и обтрёпанная фигура проглядывала сквозь клубы пудры — изгибаясь туда-сюда в пыльце красоты.

— Оно не придёт, — сказал я в дымку. — Засрало…

Рядом со мной оказалась бывшая Вакса.

— Какое нехорошее слово, — заметила она и улыбнулась, совсем по-кошачьи пытаясь стереть излишки пудры с лица. Вблизи она выглядела помоложе.

— Дерьмо оно и есть… — сообщил я. — Безотносительно слов. Послушайте, ну это конечно невежливо… Но кто вы?

— В целом согласна с определением, — туманно ответила она. — Но воздерживайся от плохих слов — они ранят душу.

По кухне пронеслось, цокая по половицам, какое-то стадо, раздалось рычание, затем жалобный скулёж, и попытался запеть Рог.

«Вакса» нехорошо улыбнулась.

— Каким тупым надо быть и самоуверенным, чтобы влезть в чью-то кухню, сейчас — во тьме, в женское время, да ещё с требованиями что-то вернуть. Первобытная дикость…

— Э-э-э, — сказал я, и она обернулась ко мне.

Зрачки её то сужались, то расширялись.

— Ты до сих пор хочешь знать, кто я?