Случайность и необходимость

Однако там, где Бергсон видел самое яркое доказательство того, что «принцип жизни» кроется в самой эволюции, современная биология признает, что все свойства живых существ зиждутся на фундаментальном механизме молекулярной инвариантности. Для современной теории эволюция не является свойством живых существ, ибо проистекает из несовершенства консервативного механизма, составляющего их уникальную привилегию. Таким образом, можно сказать, что тот же источник случайных возмущений, «шума», который в неживой (т. е. нерепликативной) системе мало-помалу привел бы к распаду всей структуры, не только служит источником эволюции в биосфере, но и объясняет ее неограниченную свободу творения благодаря реестру случайностей, записывающему шум вместе с музыкой: репликативной структуре ДНК.

VII Эволюция

Начальные элементарные события, открывающие путь эволюции в крайне консервативных системах, называемых живыми существами, микроскопичны, случайны и никак не связаны с влиянием, которое они могут оказывать на телеономическое функционирование.

Случайность и необходимость

Но однажды вписанная в структуру ДНК случайность – по существу, непредсказуемая, ибо всегда единичная – будет механически и точно воспроизведена и транслирована: то есть одновременно приумножена и транспонирована в миллионы и миллиарды копий. Вырванная из царства чистой произвольности, случайность вступает в царство необходимости, самой неумолимой определенности. Ибо естественный отбор действует на макроскопическом уровне, уровне организмов.

Даже сегодня многие выдающиеся умы, кажется, не в состоянии ни принять, ни даже понять, что из источника шума естественный отбор в одиночку и без посторонней помощи мог извлечь всю музыку биосферы. В сущности, естественный отбор оперирует продуктами случайности и не может питаться ничем другим; однако действует он в области с очень жесткими требованиями, и в этой области случайность исключена. Не случайности, а этим требованиям обязана эволюция своим прогрессивным ходом, своими последовательными завоеваниями и тем впечатлением плавного и устойчивого развития, которое она производит.

Некоторые постдарвиновские эволюционисты, обсуждая естественный отбор, отстаивали упрощенное, наивно-безжалостное представление о нем: идею о беспощадной «борьбе за жизнь» – выражение, принадлежащее не Дарвину, а Герберту Спенсеру. Неодарвинисты начала этого столетия, со своей стороны, предложили гораздо более содержательную концепцию и показали, на основе количественных теорий, что решающим фактором в естественном отборе является не борьба за жизнь, а внутривидовая дифференциальная скорость размножения.

Результаты современных биологических исследований позволяют более четко сформулировать идею отбора. О внутриклеточной кибернетической сети в частности (даже у простейших организмов) – о ее мощи, сложности и согласованности – мы имеем достаточно четкое представление. В отличие от наших менее информированных предшественников, мы знаем, что любое «новшество» в виде изменения структуры белка будет прежде всего проверено на совместимость со всей системой, уже связанной бесчисленными регуляторами, управляющими реализацией проективной цели организма. Следовательно, единственно приемлемыми мутациями являются мутации, которые не только не снижают степень согласованности телеономического аппарата, но и еще больше укрепляют его в выбранной ориентации или (что гораздо реже) открывают новые возможности.

Именно телеономический аппарат в том виде, в каком он функционирует при возникновении мутации, определяет ключевые начальные условия для принятия случайного новшества (временного или окончательного) или отказа от него. Отбор оценивает не что иное, как телеономическую производительность, совокупное выражение свойств сети конструктивных и регуляторных взаимодействий; вот почему сама эволюция представляется исполняющей некий замысел – «проект» по увековечиванию и амплификации анцестральной «мечты».

Богатые ресурсы случайности

Благодаря консервативному совершенству аппарата репликации любая мутация, рассматриваемая индивидуально, – событие крайне редкое. Что касается бактерий – единственных организмов, по которым мы располагаем обширными и точными сведениями в этом отношении, – можно сказать следующее: вероятность того, что данный ген претерпит мутацию, которая существенно повлияет на функциональные свойства соответствующего белка, составляет от одного на миллион до одного на сто миллионов в одном поколении клеток. Но в нескольких миллилитрах воды может развиться популяция в несколько миллиардов клеток. Без сомнений, в популяции такого размера любая заданная мутация будет представлена десятью, сотней или тысячью копий. Общее число мутантов всех видов в этой популяции составит примерно от ста тысяч до миллиона.