Случайность и необходимость

Очевидно, что чем выше уровень организации и, следовательно, степень автономии организма по отношению к окружающей его среде, тем больше роль телеономических процессов в ориентации отбора; у высших организмов, выживание и размножение которых зависят прежде всего от их поведения, телеономические процессы могут считаться решающими.

Очевидно также, что первоначальный выбор той или иной модели поведения часто может иметь весьма отдаленные последствия, затрагивая не только вид, у которого она впервые проявляется в зачаточной форме, но и всех его потомков, даже если те составляют отдельную эволюционную подгруппу. Как мы знаем, все важнейшие поворотные точки в эволюции были обусловлены освоением новых экологических пространств. Первоначально наземные позвоночные появились и смогли дать начало той удивительной линии, из которой впоследствии развились амфибии, рептилии, птицы и млекопитающие, потому, что примитивная рыба «решила» исследовать сушу, к передвижению по которой она, однако, была плохо приспособлена. Таким образом, эта рыба вследствие сдвига в своем поведении создала давление отбора, которое в конечном итоге и породило мощные конечности четвероногих. Одни потомки этого отважного исследователя, этого Магеллана эволюции, бегают со скоростью более семидесяти километров в час; другие с поразительной ловкостью лазают по деревьям; третьи подчинили себе воздух, фантастическим образом исполняя и расширяя «мечту» рыбы-предка.

Тот факт, что в эволюции некоторых групп животных наблюдается общая тенденция к развитию тех или иных органов, сохранявшаяся на протяжении миллионов лет, свидетельствует о том, что первоначальный выбор определенной модели поведения (например, при нападении хищника) толкает вид в сторону непрерывного совершенствования структур и процессов, необходимых для поддержания этого поведения. Именно благодаря тому, что предки лошади на ранней стадии своего существования выбрали жить на открытых равнинах и убегать при приближении врага (вместо того чтобы вступать в борьбу или прятаться), представители современного вида после длительной эволюции, состоявшей из многих стадий редукции, сегодня ходят на кончике одного пальца.

Известно, что некоторые очень жесткие и сложные модели поведения, такие как брачные ритуалы птиц, тесно связаны с определенными морфологическими характеристиками. Не может быть никаких сомнений в том, что это поведение и сопутствующие ему анатомические особенности развились pari passu[51], подкрепляя и стимулируя друг друга под давлением полового отбора. Всякое украшение, связанное с успешным спариванием, едва возникнув, усиливает первоначальное давление отбора и, следовательно, способствует дальнейшему совершенствованию самого себя. Посему можно сказать, что именно половое влечение – или, еще лучше, желание – обусловило отбор великолепного оперения у некоторых птиц[52].

Ламарк был убежден, что само напряжение, связанное со стремлением животного «преуспеть» в жизни, каким-то образом влияет на его генетическое наследие, встраиваясь в него и оказывая прямое моделирующее воздействие на потомков. Необычайно длинная шея жирафа, таким образом, должна отражать неослабевающее желание его предков добраться до самых верхних ветвей деревьев. Сегодня это, конечно, неприемлемая гипотеза, но мы видим, что чистый отбор, действуя на элементы поведения, приводит к результату, который пытался объяснить Ламарк: тесной взаимосвязи анатомических адаптаций и специфических достижений.

* * *

Именно с этой точки зрения следует рассматривать проблему давления отбора, направлявшего человеческую эволюцию. Это исключительно интересный вопрос, причем не только потому, что речь идет о нас самих, но и потому, что благодаря лучшему пониманию эволюционных корней нашего существования мы сможем лучше понять его нынешнюю природу. Беспристрастный наблюдатель – например, марсианин – должен признать, что развитие символического языка – уникальное событие в биосфере – открыло путь другой эволюции, сотворившей новое царство: царство культуры, идей, знаний.

Язык и эволюция человека

Уникальное событие: современные лингвисты настаивают, что символический язык человека – совершенно иного порядка, нежели различные (слуховые, тактильные, зрительные и другие) средства коммуникации, которыми пользуются животные. Безусловно, так оно и есть. Однако утверждение, что разрыв эволюционной преемственности носил абсолютный характер – что человеческий язык вообще ничем не обязан, даже в самом начале, системе различных призывов и предупреждений, подобных тем, которыми обмениваются обезьяны, – кажется мне трудным шагом и, в любом случае, ненужной гипотезой.