Случайные боги. О людях, невольно ставших божествами

Религия не должна сводиться единственно к слезам и священным письменам, – провозгласил бывший армейский офицер Роберт Баден-Пауэлл в опубликованной в 1908 году книге «Юный разведчик», которая потом почти полвека оставалась в Великобритании бестселлером, уступая тиражами разве что Библии. Сей генерал-лейтенант рассказал о двух лягушках (1), которые, прыгая по неизведанной земле, наткнулись на чашу с молоком и свалились в нее. «Как можно плавать в такой жиже? Нет смысла пытаться!» – в отчаянии подумала первая, опустилась на дно и утонула. Но вот вторая, оказавшись «куда мужественнее», упорно трудилась, дабы остаться на плаву, со всех сил молотя своими лапками. Несколько часов спустя, на грани полного изнеможения, она с восторгом поняла, что, взбив молоко, теперь стояла на куске масла, где ей больше ничего не угрожало.

После тягостной войны в Южной Африке на фоне набирающей в Европе силу Германии в Великобритании стало нарастать чувство обреченности. Опасаясь, как бы Британскую империю не постигла судьба Римской – которая, по мнению Бадена-Пауэлла, пала потому, что «юные римляне утратили не только желание идти в солдаты, но и растеряли свое мужское начало… превратившись в изнеженных лежебок», – бывший военачальник основал движение бойскаутов. В официальном руководстве скаутинг ставил перед собой задачу прививать молодому поколению такие ценности, как мужество, упорство и лидерство, посредством приключенческих историй, навыков оказания первой помощи, уроков по имперской географии, равно как практических советов и инструкций зулусов, возведенных в ранг ритуалов. После рассказа о лягушках шел раздел о религии, в котором Баден-Пауэлл заявлял следующее: «Мальчику можно и должно прививать религию, но только не как нечто безликое, таинственное и мрачное – он с готовностью примет ее, если ему продемонстрировать ее героическую сторону».

«Мускулистое христианство» представляло собой дух того времени; впервые этот термин появился в лондонских газетах в 1857 году, том самом, когда всех имперских чиновников в Индии до основания потрясло массовое восстание. Чтобы удержать мир, готовый в любую минуту от них ускользнуть, надо было по новой обрести чувство неуязвимости. К середине XIX века понятия рыцарства и мужской чести, тесно связанные с аристократией и дворянской кровью, уступили место более агрессивным и атлетичным идеалам мужественности. Они выступали в защиту сильного и здорового тела как стальной оболочки, содержащей в себе непоколебимую христианскую мораль, но при этом способной отразить любую агрессию. Свою эстетику они позаимствовали у высеченных в камне древнегреческих юношей-богов вроде Антиноя, давным-давно взмывшего на Олимп. Даже Святая Троица и та приобрела мужскую накачанность (2): в 1868 году хирург Томас Инман обратил внимание на тот факт, что мужских половых органов, в отличие от женских, явно три.

Идя вразрез с религиозным скептицизмом и сомнениями, эта новая мужественность укрепляла убежденность в собственной вере, а также в праве повелевать и править миром. Христос больше не подставлял вторую щеку. В своей знаменитой лекции «Герой как божество» шотландский философ Томас Карлейль задавался таким вопросом: «Почитание героя, удивление, исходящее из самого сердца и повергающее человека ниц (3), горячая покорность перед идеально-благородным, богоподобным человеком – не к этому ли сводится зерно самого христианства?» По своей сути мускулистое христианство было протестантским, бросая вызов католической мариолатрии, то есть «культу поклонения Деве Марии». В какой-то момент, когда стали все громче звучать призывы наделить женщин избирательным правом, мужское стало определять себя в качестве противоположности всему «женственному», слабому и пассивному, оттачивая воображаемые границы между полами до состояния лезвия бритвы. При этом напрочь игнорируя поговорку, призывающую никогда не держать нож острием вверх, потому как на него может наступить Бог или ангел.