Все она понимает. То, что нельзя больше так, если я ничего не сделаю, или хотя бы не узнаю, что нельзя ничего поделать — не будет мне покоя. А я люблю мой покой. Он мне дорог.
Ове оставил в покое книгу, извернулся, принялся снимать с сундука посуду, поднял крышку, загородился ею и принялся стучать чем-то в бездонном нутре сундука.
— И еще кое-что, — сказала я. Глаза мага показались над краем крышки. Я потрясла бумагой. — Выдайте мне, пожалуйста, некоторые… э… я не знаю, в каком это виде у вас хранится, но хотела бы получить.
Когда я объяснила, что именно, маг прищурился, словно нашел во мне что-то новое. Металлические пуговки на платье вдруг нагрелись. Я отступила на шаг. Ове вздрогнул, отвел взгляд, перебрал длинными пальцами на краю крышки.
— Сию минуту. Позволит ли леди спросить, зачем…
— Не позволит.
Ове поднялся, грохнул на стол ящик со свитками, достал один, перевязанный ленточкой, протянул мне, а сам вернулся к сундуку. Я поставила мешок у ноги, прижала мой всесильный документ локтем к боку, поглядела. Нич-чего не понимаю в этом, подсунул мне, небось, какую-то бесполезную чушь… но нет, вот же рисунки… Я скатала свиток обратно, перемотала ленточкой, сунула в мешок. Ове выкладывал на пол вокруг себя похожие на друзы горного хрусталя кристаллы.
— Ожидать ли леди назад?
Ну вас к чертовой бабушке с такими вопросами! Ове словно почувствовал, поднял плечи, спрятался за сундуком весь, только макушка торчала. Я выдохнула. Не знаю я, и не думала даже, пока он не спросил.
"И лучше не возвращайтесь". Ха.
— В любом случае, спасибо за помощь, Ове. И за то, что открыли имя. — Он воздвигся над сундуком, а я неловко улыбнулась. — Очень приятно иметь с вами дело. Простите, мне нечем вас наградить…
Он забормотал, что никакой награды не нужно, что леди такое говорит, он счастлив служить гостям Его Величества короля Каделла, и я излишне добра к ничтожному чародею…
Под аккомпанемент его бормотания в подобном духе мы вывалились в прохладу двора. Стражи было заметно меньше, голоса доносились откуда-то из-за главного здания, прыгали, отражались от стен. Мы с магом пробрались мимо конюшен, я попросила подождать, потрясла бумагой перед кемарившим у денников мальчонком, которого видала тут помогающим конюху, он растолкал конюха, тот смотрел больше на печать, чем то, что написано в бумаге, но коня мне оседлал. Ове задал правильный вопрос: ждать ли меня? Если я буду возвращаться, то тащиться на своих двоих (даже и в ботинках) — совсем не то приключение, которое я хочу сама себе устроить.
"И лучше не возвращайтесь". Ха два раза.
Конь оказался то ли сонный, то ли спокойный, цокал за мною послушно, не дергал головой, как Лиуф.
— Ворота закрыты, — сказал обеспокоенный Ове, перехватил кристалл в охапке. Мы с конем подождали, чтобы он пояснил. — Раньше не закрывали, разрешали выходить наружу, чтобы не… здесь, — он дернул головой, обводя подбородком пустой двор. — Не рядом с жильем и людьми. Магические манипуляции…
— Я поняла, — сказала я, чтобы он не начал вдаваться в подробности. Я бы тоже не разрешила творить волшбу рядом с местом, где я сплю. — И что теперь? Мы можем прямо здесь? Вон сколько места…
— Раньше никогда не закрывали, — проговорил Ове, понизив голос. Проводил глазами стражника, который спешил от ворот через двор за башни, туда, откуда все еще слышались голоса. — Нужно спросить позволения открыть путь здесь, обратиться к сенешалю…
Что-то мне это все не нравится.
— Ове, а можно ли как-нибудь без разрешения?
Маг пожал плечами, кристалл сорвался с верха охапки, которую он так бережно прижимал к себе. Я поймала, пристроила у него на локте. Кристаллы мерцали лиловым, подсвечивали лицо мага снизу, и был он теперь похож не на кладовщика (женат десять лет, дети-троечники), а на маньяка из американского ужастика про убийства дрелью.
Он глянул на небо, прошептал что-то, шевеля губами, потом отбежал, шурша длинными полами, присел, вывалил кристаллы на землю, принялся расставлять. Конь потянул меня к конюшне, но я уперлась каблуками, не пустила. Сейчас, сейчас…
Из-за угла главного здания показались факелы. То ли у меня паранойя, то ли приближались они прямо к нам. Я подвела коня ближе к Ове и мерцавшему его узору из кристаллов на дворовой пыли и соломе.
Один из стражников что-то выкрикнул, голос запрыгал в стенах, я не разобрала, но шагнула еще ближе к магу. Стражники прибавили шагу. Я сглотнула, лапнула зачем-то пояс. Кинжал, да. И что, спросят на него разрешение, а потом отберут? А пырять я никого не буду все равно. Я убрала руку. Не можешь — и не надо дерзких жестов.
— Леди, — сказали у меня над макушкой, — поторопитесь.
Я обернулась. Ове стоял совсем рядом, подпирая мне спину, а за ним мерцало в ночи тонкое лиловое полотно, как занавеска в пристройке дачного домика.
— Я… спасибо вам, — проговорила я быстро, тронула его за руку, пожала, как могла.