Я моргнула, оторвалась от неба, попыталась разглядеть в сумерках выражение его лица. Опять допросы.
— Получила. Но занимаюсь не тем, чему меня учили.
— Все равно, — сказал сэр Эвин. — Помните астрологию?
— Астрологию? Нет.
— Как же, — сказал сэр Эвин недовольно, — чему же вы тогда обучались?
— Ну… — я замялась. Как ему объяснить экономику фирмы и финансы и кредит? — Письму и счету… э… ведению дел, в общем.
— Образованным считается человек, который умеет танцевать, играть на инструментах, слагать стихи и песни, а также владеет мечом, риторикой и знает астрологию.
— Вы умеете слагать стихи и песни? — спросила я.
— Нет, — буркнул сэр Эвин. — Я получил шпоры не по наследству, а по заслугам, и рос не в замке.
Про танцы спрашивать, наверное, не стоит.
— У нас изучают звезды в университетах, — сказала я. Слово "астрономия" язык произносить не захотел, и я сказала: — Специальные люди занимаются этим. Меряют расстояние до звезд и пытаются понять, из чего они состоят.
— Известно, из чего, — сказал рыцарь. — Это слезы, пот и кровь Отца Четверых. Красные — из крови, белые — из слез, желтые — из пота.
— А голубые?
— Голубые?
Про такие звезды рыцарь не знал. Из чего они состоят и чем отличаются от остальных, кроме цвета, я сказать наверняка не могла, и поэтому смолчала. "Голубые гиганты" — вот и все, что всплыло в голове.
— Я б спросил, что сулят нам звезды.
— Даже если бы я занималась астрологией, вряд ли смогла бы помочь. У нас совсем другие звезды.
— Другие, леди?
Я спохватилась.
— Светят по-другому над нашей землей. И знаки у нас не такие, как у вас. И созвездия по-другому называются. — Я ткнула пальцев вверх наугад. — Вот это, например, что такое?
— Это Чаша смирения. — Он показал на другую сторону неба. — А вон там — Чаша гнева.
На чаши было не похоже, не похоже было даже на ковши, как Медведицы. Одно — какая-то мешанина, другое — пузатый таз, как тот, в каком бабушка засыпала сахаром ягоды на варенье.
Я поделилась наблюдениями с рыцарем. Он засмеялся, блеснули при луне хищные зубы.
— Я хотел быть звездочетом, — сказал он. — Когда был совсем юнец. А вот… не сложилось.
Одна из самых грустных на свете фраз — "Не сложилось". Вот так не дают человеку писать гороскопы — и он начинает резать людей. Пусть даже по приказу доброго короля.
Наконец, подошвы наши застучали не по утоптанной земле, а по доскам: мы вышли на мостик. Сэр Эвин сказал, что нужно сойти с дороги, чтобы не торчать на виду, и мы пошли вверх по течению ручейка. Я наконец-то вымыла голову, но без мыла получилось не то, и пахло теперь водой — и все равно гарью.
Сэр Эвин развалился под деревом, устроив меч поперек колен. Я устроила мешок, повернула его мягкой стороной вверх, легла, как на подушку, завернулась плотнее в плащ. Ручей тихонько журчал, листва колыхалась, а земля была теплая. Я прикрыла глаза и, сама не заметив, принялась слушать дыхание сэра Эвина. Оно было сильное, ровное.
— Вы не спите? — шепнула я.
— Отдыхайте, леди, я охраняю ваш покой.
Ах ты боже ж ты мой. Я усмехнулась. Охранитель и защитник. Ну что же, пусть посторожит.
Я поворочалась. Спать хотелось безумно, уставшие ноги гудели — а уснуть не получалось. Дурацкое состояние, когда ум не может успокоиться, и тело вместе с ним.
Я села, путаясь в плаще. Сэр Эвин уронил голову на грудь. Я прислушалась. Дыхание его стало неслышным. Я подобралась ближе, села рядом, прижавшись бедром к бедру. Сэр Эвин коротко поднял голову и тут же уронил снова. Я положила руку ему на бедро, около меча. Провела вверх и вниз. Чтобы коснуться щеки, пришлось приподняться. Я, осторожно опираясь на его плечо, извернулась, нашла губами сначала нос, а потом губы. От него пахло водой из ручья, железом и мужчиной. Тот особенный запах, который бывает на них от мужских дел. Кровью тоже чуть пахло. Я поцеловала снова.
Сэр Эвин трудно, словно боролся за каждое слово, проговорил что-то на незнакомом рычащем языке. Лицо его искривилось, голос дрогнул, слова перешли в неразборчивый стон. Я взяла его щеку в ладонь, укололась о щетину.
Рыцарь дернулся едва заметно, поднял голову. Я убрала руку.
— Леди? — спросил он сипло. Потер лицо. — Я…
— Вам что-то снилось, — сказала я. Запахнула плащ, взяла кинжал так, чтобы он торчал между полами. — Спите, я пригляжу за окрестностями. Потом толкану вас.
Сэр Эвин хотел возразить, но потом на полуслове передумал, сложил руки на груди для тепла, снова повесил голову, словно разглядывал меч на коленях. Плечо его и бедро грели сквозь плащ, я прижималась, как могла. Еще б такого же, чтобы подпирал с другой стороны. Я почему-то вспомнила Мастера, и стало неловко и жарко, хотя мысли мои подслушать никто не мог.
Утром сэр Эвин, сменивший меня перед рассветом, разбудил меня, хотя я только делала вид, что спала, а прислушивалась, как он плещется в ручье, с хрустом сбривает щетину ножом.