Случайные неслучайные встречи

Но вернемся к нашим баранам, то есть гонорарам. Оказывается, примерно все следовали следующей системе — был «список рекомендованных к исполнению композиций», предоставляемый «сверху», и все рестораны, в которых играла музыка, не обязательно «живая», но и в записях, должны были примерно учитывать, что «в репертуаре должна быть одна песня о родине, две песни о партии, и одна песня про комсомол».

Но, поскольку, джазовому оркестру трудно было придерживаться данных рекомендаций, с этим у исполнителей был всегда «затык», не подходила их музыка под эти критерии.

Затем раз в месяц оркестр сдавал так называемые «рапортички», в которых и отмечалось, какие песни и каких авторов они исполняли, по ним и переводились позже авторские гонорары за использование композиций.

Тут как раз и приходилось указывать нужных авторов и их песни, а исполнять на самом деле совсем другую музыку, или писать названия песен, как говорят, «от балды», поскольку нередко эти рапортички фиксировали люди, абсолютно не разбирающиеся в музыке.

Что же касалось записи на пластинках, сейчас существовало достаточно много звукозаписывающих студий. Но поскольку техника еще была несовершенной, работа проходила трудно и возможно было записать на одной стороне пластинки только одну песню.

Исполнитель ее никаких исключительных прав на песню не получал, после спеть ее мог кто угодно и где угодно, певец или певица получали только разовый небольшой гонорар.

Отчисления шли авторам песен, но и они не зависели напрямую от количества изданных пластинок, а скорее, от статуса авторов и исполняемой музыки — всякие оратории о Партии оплачивались выше, чем песни, хотя потом и лежали «партийные» пластинки бесполезным грузом в магазинах, как и в будущем лежали записи книг Брежнева или других партийных функционеров.

Гонорары за пластинки также начислялись одноразово, в бОльшем объеме деньги шли в бездонный государственный карман, из которого и кормились многочисленные чиновники.

Надя слушала горячо рассказывавших о наболевшем музыкантов и думала, как сделать так, чтобы и им, и ей было хорошо, и какие песни надо немедленно «сочинить» для этих замечательных людей. Но пока следовало обсудить дело с уже выбранными песнями.

Несмотря на все протесты Александра, которого Надя оторвала от общения с Симой, наша начинающая автор настояла на том, чтобы Цфасман указал себя в качестве автора музыки уже знакомых мелодий, а ее — автором слов, но за это на него возлагалась вся работа по регистрации песен и дальнейшее их распространение. Александр уже был вхож в контору по авторским правам, имел свои знакомства, и девушка надеялась, что здесь вопросов также не будет.

После всего этого обсуждения Надя вместе с Симой и представили, собственно, сами песни, спели и «Глафиру», которая безумно развеселила музыкантов, и на два голоса, «Случайный вальс», который также был прекрасно воспринят всеми, в том числе и слушателями в лице работников ресторана, присутствующими здесь и готовившимися потихоньку к вечернему приему гостей. Они даже начали потихоньку вальсировать под эту прекрасную мелодию.

Но тут в помещение ворвался еще один человек, очень даже знакомый Надежде. Это был знаменитый музыкант и исполнитель Лазарь Иосифович Вайсбе́йн, более известный всем как Леонид Осипович Утесов.

Его джаз-оркестр был очень популярен после выхода на экран знаменитого фильма «Веселые ребята» и вначале исполнял в основном западные шлягеры, специально написанные для него инструментальные композиции и песни.

С течением времени именно песни заняли основное место в выступлениях оркестра, именно они, собранные в новую программу «Песни моей Родины», постоянно обновляясь, пользовались огромным успехом у зрителей вплоть до самой войны.

Вообще, этот музыкант, типичный одесский еврей, был полной противоположностью Цфасману, хотя тот также был евреем, правда, родившемся в маленьком городке в Запорожье.

Насколько Александр был спокоен, приветлив, весь отдан своей любимой музыке, настолько Леонид был честолюбив и, как поговаривали, корыстен.

Опять же, по словам недоброжелателей, многочисленных завистников его таланта, Утесов не всегда был чистоплотен в делах, скуповат в расчетах с музыкантами, заносчив, даже, как поговаривали, не стеснялся присваивать себе музыку молодых, начинающих авторов или зарубежных исполнителей, выдавая их сочинения за свои.

Возможно, это были всего лишь сплетни, и мнение об этом музыканте было часто очень субъективным, порожденными частично ревностью к его яркому успеху, но такие разговоры все же ходили в определенных кругах музыкальной Москвы.

Но никто, даже самый злостный недоброжелатель, не мог отрицать таланта и харизмы его человека, его яркого компанейского характера, умения быть своим в разных слоях общества.

И, конечно же, и Утесов нуждался в новых авторах и музыке, поэтому и сделал он «стойку», услышав от кого-то про новую песню и исполнителя.

Он бесцеремонно оглядел девушек и достаточно громко спросил с неистребимым одесским говором, который еще и подчеркивал нередко специально: