Случайные жизни

Наступил день этой самой ответственности. Жизнь обещала стать еще интереснее.

Меня “принял” конвой в форме Внутренних войск и погрузил в автозак. Посадили в “стакан” и повезли по улицам города, в котором я родился и прожил всю жизнь, но жизнь эта подходила к концу.

Мы нигде не остановились и долго ехали, поворачивая, останавливаясь и снова поворачивая, пока не добрались до места. “Странно, – думал я, – почему мы не заехали в другие тюрьмы, чтобы забрать зэка, которых тоже судят в этот день и в том же суде?” По рассказам сокамерников, прошедших суды, таковой была стандартная практика. Я же ехал один.

Меня выгрузили в пустом закрытом высоким цементным забором дворе и провели в маленькую камеру, где стояла прикрученная к полу лавка. Я просидел здесь около часа, потом конвой повел меня в зал судебного заседания.

Я вошел и замер: зал был полон. На первой скамье сидел папа Эдик. Ни мамы, ни папы Темы в зале не было.

Позже я узнал, что судивший меня Московский городской суд обставил мое судебное заседание крайне торжественно и с никому не нужными затратами. Во-первых, заседание было объявлено выездным и перенесено в какой-то пригород. Во-вторых, никого из моих друзей не пустили в зал, как и американского атташе, пояснив, что “слишком много желающих и мест уже нет”. В-третьих, здание суда было оцеплено милицией, никого не подпускавшей за два квартала.

Вот выдержка из правозащитного ресурса “Вести из СССР” с описанием суда:

вести из ссср

НАРУШЕНИЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ

К суду над Олегом Радзинским (1983, 22–3)

На суде над Олегом Радзинским (1983, 19/20-3) председательствовал зам. председателя Мосгорсуда В. Г. Романов.

На подходах к зданию суда было задержано 7 человек – членов Группы Доверия. После задержания были сильно избиты члены Группы Ольга Медведкова, Марк Рейтман и жена последнего Тамара (а не все задержанные, как сообщалось в 1983,19/20-3). Вопреки предыдущему сообщению, мать О. Радзинского в зал суда тоже не была допущена – ее задержали и продержали в общежитии милиции до приговора, на зачтение которого ей дали пройти.

Кто же были эти многочисленные желающие, эти баловни судьбы, которым – в отличие от американских дипломатов и иностранных журналистов – удалось посетить суд? Как мне потом рассказали, на суд привезли автобус с алкоголиками, проходившими насильственное лечение в местном ЛТП – лечебно-трудовом профилактории. Ими и заполнили зал.

В тот день я не знал, кто эти люди, но мне было их искренне жаль: они скучали, слушая показания вызванных свидетелей, явно не понимая сути моих страшных деяний и не пытаясь вникнуть в происходящее. Иногда, почувствовав недовольство суда моим упорным нежеланием раскаяться в содеянном, они начинали неодобрительно и угрожающе гудеть, заглушая мои слова.

Урока явно не получилось. Весь мой пафос был потерян и оказался никому, кроме меня, не нужен. Вся моя тщательная подготовка, основанная на многократном чтении УК и УПК и уличении следствия в нарушении определенных процедур и логики выводов в обвинительном заключении, была интересна разве что судье Романову как юристу. Народные заседатели – на тюремном жаргоне “кивалы” – делали то, что от них ожидалось: одобрительно кивали, когда к ним за согласием обращался председатель суда.

Единственным, кто внимательно следил за происходившим в зале, был мой отец: он что-то постоянно записывал в маленьком блокноте. Думаю, как человек театральный, он оценил размах и драматургию разворачивавшегося действа и отмечал, что можно было бы написать получше. На меня он – впервые в жизни – смотрел с интересом. Должно быть, представлял, как сам бы играл эту роль.

Мою маму не пустили на заседание с самого начала из процедурных соображений: она была вызвана как свидетель. Появившись в зале, мама – со свойственной ей прямотой и категоричностью – тут же вступила в конфронтацию с судом, обличив Романова в несправедливости и отказываясь отвечать на вопросы относительно моей деятельности.

От накала страстей в зале алкоголики проснулись и неодобрительно зашумели, укоряя мою маму в нежелании помочь правосудию. Она обернулась в зал и сказала им заткнуться. После этого Романов удалил ее из зала суда до вынесения приговора.