Это просто чертова травма, ничем не отличающаяся от любых других, которые я когда-то перевязывал. Поцелованная солнцем шелковистая кожа точно такая же, как у любого мужика в отряде, которых я залатал в свое время. Но сколько бы я ни твердил эту ложь, правдой она не станет. Это
– Похоже, ты знаешь, что делаешь, – говорит она, резко меняя тему.
– Так и есть. Мое подразделение было готово к любому развитию событий.
– Ты говоришь о службе в армии?
– Да. Снайперы порой оказываются в труднодоступных местах, откуда их сложно эвакуировать. – Я закрепляю последнюю полоску, кладу пинцет на стол и беру марлевую салфетку и эластичную клейкую ленту для фиксации.
– Ты был снайпером?
– Эту повязку нельзя мочить минимум сорок восемь часов, – говорю я ей, ничего не подтверждая. – После этого можно будет принять душ, но осторожно. Они отпадут сами по себе в течение двух недель.
– Чем занималось твое подразделение? – Она разглядывает повязку, а затем опускает ногу с моих колен на пол. – Где ты служил?
– Много где. Ирак. Афганистан. Сирия. Везде, где во мне нуждались.
Я действительно не могу сказать ей больше. Задания, которые мы выполняли, были совершенно секретными. Мало кто знал о них тогда, и никто не должен знать о них сейчас.
– Нужно перевязать что-то еще, пока я не убрал аптечку?
– Нет. Остальное просто царапины.
Я убираю лекарства и, возвращаясь на кухню, достаю из холодильника порцию энчилад, которую подготовил раньше.
– Можно запекать? – спрашивает девушка.
– Да, я как раз прибирался, когда услышал, что ты кричишь. – Я ставлю блюдо в духовку и подхожу, чтобы убрать со стола.
– Камеры зафиксировали тех людей?
– Пару раз. Я отправил их Шелии. На одной отлично виден регистрационный номер машины. Из Южной Дакоты. – Укладывая сыр и лепешки обратно в холодильник, я спрашиваю: – Тебе нужен лед для ноги?
– Нет. Ты уже сделал достаточно.
Кивнув, я выхожу из кухни, гадая, что она имеет в виду. Не могу отрицать, я уже много чего
Пора ей узнать больше. Красная папка все еще на столе Джона. Я прихватываю ее из кабинета и несу обратно на кухню. Она поднимает взгляд, когда я вхожу в комнату, и зрачки расширяются, когда она видит, что я держу в руках.
– Дрейк…
– Держись и слушай. Пожалуйста.
Настороженное выражение меняется, она готова бросить спорить.
– Во-первых, Джон обдумывал все пару лет. Это не какой-то легкомысленный план, созданный в последнюю секунду. И нет, он не впал в старческий маразм. – Я передаю ей папку. – Вплоть до его первого сердечного приступа он и не подозревал, что его время на исходе. И только узнав диагноз, он приступил к его воплощению.
Она смотрит вниз, открывает папку и качает головой.
– Я до сих пор не понимаю. К чему все это? Зачем нужно было придумывать такое… экстремальное решение?
– Потому что он знал, что, как только умрет, сюда слетятся стервятники. – Я стараюсь произнести это так, чтобы не испугать ее, но, черт побери, голос выдает беспокойство.
– Мои родители?
Она смотрит на меня и часто моргает.
Я разворачиваю стул спинкой вперед и сажусь на него верхом, мне, черт возьми, нужен какой-то барьер, хоть условная преграда между нами. Бедра до сих пор горят от прикосновения ее ноги.
– Говоря по правде, Белла, твои родители – только половина проблемы. Джон знал, что будут и другие.
– Типа? Вот этих вот из «Юпитер Ойл»?
Она так наивна. Господи боже. Борюсь с желанием яростно потереть лицо. Тот, кто считает, что неведение – благо, не лжет, и я, возможно, не готов прямо сейчас рассказать все грязные подробности. Девушка медленно кладет папку на стол и открывает ее.
– Я, конечно, понимаю, что надо быть начеку и все такое, но… брак? В самом деле? Как это должно защитить меня от чего-либо?
Я знаю, на что она смотрит. Брачный контракт, скрепленный зажимом с завещанием, в том виде, как его дал Шеридан.
Протягиваю руку над спинкой стула, беру контракт, раскрепляю страницы и даю нужные листы.
– Это временно. На шесть месяцев. Может быть, меньше, если повезет. Как только мы все уладим, нас разведут. Все указано непосредственно в контракте. Неоспариваемый развод. Легче легкого. Я не получу ничего, кроме того, что было у меня на момент заключения брака и смерти Джона.
Она слушает. Спасибо, господи, хоть за такую поблажку.
– Милая, ты, конечно, симпатичная и все такое, но поверь – я не собираюсь быть связанным с тобой брачными узами или требовать то, что не принадлежит по праву. Я претендую на свою зарплату и выходное пособие, которое пообещал Джон, ни центом больше. И я бы хотел, чтобы ты поверила в это.
Белла не отвечает, просто быстро читает документ и кивает. Каждая строчка свидетельствует об истинности сказанного мной.