Случайный спутник, или Камень смерти

Они помолчали. Марта, вне себя от удивления, не знала, что и думать, но чувствовала, что случайно, помимо воли, ступила на опасную почву. Она поняла это по его взгляду — холодному, мучающему. Таким она еще никогда его не видела. — Значит, ты все знала обо мне. — Он улыбнулся. — Конечно. Я должен был догадаться, что найдутся добрые души тебя просветить. Кто? Кто, Марта? Скажи мне. Она недоуменно покачала головой.

— Эдмондс? Лесли? Соунс? Ну конечно, Соунс. — Он улыбнулся еще шире, и ей стало вдруг страшно. — Я просто слышу, как он предупреждает тебя не приближаться к парии, к неприкасаемому. Да. Я попался. В самом начале того, что принято надавать головокружительной карьерой. Я не сделал ничего чудовищного — не более того, что благополучно сходит с рук большинству. Просто они не попадаются. А я попался. Не повезло. С тех пор я — белая ворона. Все было кончено прежде, чем началось… Так же, как у этой красотки на гробнице. — Его улыбка остановилась уже не улыбкой — оскалом, и это было ужасно. — Так, с тех пор для меня все двери закрыты. Я прозябаю на чужие по дачки…

— Тревор, — перебила она. — Не надо, я не хочу слышать об этом.

— Всякая грязная работенка, поденщина, пустячные поручения — приклей там, зачисть здесь — вот мой удел. При этом они так осторожны, что не доверяют мне ничего, имеющего хоть какую-то ценность. О, эта их доброта! Я бы вбил ее им в глотки! — Он больше не контролировал себя, его несло. — И Соунс присматривает за мной во имя былой дружбы с моим отцом! Таскает меня в этот клуб, мавзолей чертов, будь он неладен! Почти забытая сцена вспомнилась Марте. Теперь она поняла, почему ей показалось тогда, что один из мужчин по-родительски опекал другого, угрюмого. Впечатление было верным, несмотря на все ее тогдашнее неведение.

— И ты пытаешься убедить меня, что ничего не знала? — Он все больше пугал ее своей улыбкой.

— Я и не знала. — Чистая правда, но прозвучало неубедительно. — Ни один человек не сказал мне о тебе ничего плохого.

— Так я и поверил! — отрывисто засмеялся Тревор. — Я у тебя в руках, ты поймала меня и прекрасно это знаешь. Знаешь, что в одиночку выставить эту штуку на продажу я не могу, — он показал на рубин. — Я засветился, весь профессиональный мир знает об этом. Меня мигом заподозрят. Ни при каких условиях мне нельзя действовать открыто. Я обречен держаться в тени, кто-то другой должен выйти на сцену вместо меня. Ты могла бы мне помочь, — в голосе зазвучал пафос, — но ты не хочешь! Держишь форс, потому что знаешь: я беспомощен, у меня связаны руки. Ты нужна мне, а я тебе, в общем-то, нет. Это ты тоже понимаешь. Для меня это вопрос жизни и смерти, но ты и пальцем не пошевельнешь, чтобы помочь мне!

Это была почти истерика. Глаза горели, выделяясь на влажной белизне лица: он обливался потом в промозглой сырости склепа. Несмотря на оторопь и сумятицу в мыслях, она нашла определение для происходящего: танталовы муки. Еще здесь, в двух шагах, лежит спасение — а он не может им воспользоваться. Более всего ему нужно сейчас укрыться в тени репутации человека, который общепризнанно — вне подозрений, который мог бы стать фасадом в его сомнительной сделке, мысль о том, что столь безупречная личность никогда не предложит ему своих услуг, что для него подобное предложение достижимей вершины Эвереста, — эта мысль, видела Марта, была выше его понимания. Ибо он искренне верил, что все продажны, и что такие слова, как честь, порядочность, честность — смехотворные заклинания, этикетки на бутылках, которых ничего нет. Все это, с горечью поняла Марта, и было причиной его моральной неустойчивости, его самомнения, бесконечной способности к самообману. Иначе говоря, он был хронически неспособен верно оценивать тех, с кем имел дело

— Послушай, Марта. — Вкрадчивая мягкость тона предвещала взрыв. Марта, милая, послушай!

— Послушай ты меня! — закричала она в отчаянии. — Это мое! Это не мое и, уж конечно, не твое, неужели ты этого не понимаешь? Перестань меня уговаривать, это бесполезно. Я сделаю то, что сочту нужным, и здесь тебе нечего сказать, Тревор!

— Не двигайтесь, — прозвучал вдруг загробный голос, неестественно гулкий под сводчатым потолком. — Вы, двое, не двигайтесь.

И, переборов мгновенное оцепенение, они медленно повернулись на звук туда, где в проеме арки, на верхней ступеньке лестницы стоял Ставро.

Глава 19

Марта мгновенно догадалась, что Ставро явился на их сердитые голоса, тогда как отголоски ссоры, гуляющие в пустом пространстве церкви, позволили ему приблизиться незаметно, заглушив звук шагов. Он был таким же, каким она его помнила, — больным, уродливым, с глинистого оттенка лицом. Н немощное тело, словно заражаясь от близости к сокровищу, излучало энергию высокого напряжения. Он был опасен. Не обращая внимания на Марту, не спуская с Тревора глаз, он стал осторожно спускаться, нащупывая ногой каждую ступеньку. То, что в его руке был револьвер, выглядело совершенно естественным.