Случайный турист

Он смазывал петлю, укреплял дверную ручку, удивляясь тому, что личность Мюриэл почти не отпечаталась в доме. Здесь она жила лет шесть или семь, но дом так и выглядел временным пристанищем. Вещи ее лежали в беспорядке и как будто принадлежали кому-то другому. Это огорчало, поскольку было весьма любопытно узнать ее подноготную. Ошкуривая ящик комода, Мэйкон украдкой глянул на его содержимое, но увидел лишь шали с бахромой и пожелтевшие сетчатые перчатки из сороковых годов – ключ к разгадке чьей-то другой жизни.

Но что именно хотел он узнать? Мюриэл – открытая книга, она рассказала бы о себе все, даже не самое приятное. И она не пыталась скрыть свою истинную натуру, далекую от совершенства: вздорный характер, сварливость, склонность к затяжным приступам самоедства. В отношении к Александру ее кидало из крайности в крайность – то она тряслась над ним как наседка, то была груба и бессердечна. Явно неглупая, вместе с тем она была неслыханно суеверной. Не проходило дня, чтоб она не рассказала в утомительных подробностях свой сон, в котором выискивала всякие знаки. (Сон о белых кораблях в пурпурном море исполнился уже наутро, уверяла она: на пороге ее дома возник коммивояжер в лиловом свитере с узором из белых корабликов. «Точно такой же цвет! И тот же силуэт кораблей!» Интересно, гадал Мэйкон, что за торгаш этак вырядился?) Она верила в гороскопы, карты таро и говорящие доски. Магическое число ее – семнадцать. В прошлой жизни она была модельером и клялась, что помнила по крайней мере одну свою смерть. («Кажется, она скончалась», – сообщили вошедшему врачу, и тот размотал свой шарф.) Она не исповедовала какую-то определенную религию, но свято верила, что Бог приглядывает за ней персонально. Смешно, думал Мэйкон, если учесть, что ей приходилось сражаться за каждую мелочь.

Все это он знал, однако, наткнувшись на сложенный листок на столешнице, жадно вглядывался в корявые строчки, словно пытаясь постичь незнакомца. Претцели. Колготки. Дантист. Из прачечной забрать вещи миссис Арнольд.

Нет, не то. Не то.

В три часа из школы возвращался Александр, открыв дверь ключом, который на шнурке носил на шее.

– Мэйкон? – опасливо спрашивал он. – Это ты там?

Александр боялся грабителей.

– Я, – отвечал Мэйкон.

Эдвард вскакивал и бежал за мячиком.

– Как прошел день? – неизменно интересовался Мэйкон.

– Нормально.

Тем не менее складывалось впечатление, что в школе не все так гладко. Александр приходил весь какой-то скукоженный, стекла очков его были густо залапаны. Он смахивал на домашнее сочинение, многажды исправленное и переписанное. А вот одежда его была столь же опрятной, как и утром. Ох уж эта одежда! Чистенькая рубашка поло в сдержанную коричневую полоску, в цвет ей коричневые брюки, в поясе топорщившиеся под толстым кожаным ремнем. Сияющие коричневые ботинки. Ослепительно белые носки. Они там вообще не играют, что ли? У них перемены-то бывают?

Мэйкон давал Александру молока с печеньем – заморить червячка (днем Александр пил молоко безропотно), затем помогал с уроками. Задания были наипростейшие – арифметические примеры и ответы на вопросы. «Зачем Джо понадобился десятицентовик? Где был его папа?»

– Э-э… – мямлил Александр. На виске его пульсировала жилка.

Мэйкон считал его не тупым, но ограниченным. Зажатым. Даже походка его была скованной. Даже улыбка не осмеливалась пересечь невидимые границы, проходившие по центру лица. Вот и теперь он не улыбался. Но морщил лоб и боязливо косился на Мэйкона.

– Подумай, – говорил тот. – Не спеши.

– Я не знаю! Не знаю я!

– Ты же помнишь Джо, – терпеливо увещевал Мэйкон.

– Ничего я не помню!

Иногда Мэйкон гнул свое, иногда сдавался. Ведь раньше Александр как-то справлялся без его помощи, верно? Имелась удобная отговорка: мальчишка ему не родной. Да, с ним выстроились какие-то путаные отношения, но не было той неразрывной связи, как с Итаном. Всегда можно было отстраниться, махнуть рукой («Ладно, завтра спросишь учителя») и забыть обо всей этой мороке.

«Разница в том, – думал Мэйкон, – что сейчас я свободен от груза ответственности». Мысль эта очень успокаивала.

C работы возвращалась Мюриэл, вместе с ней в дом врывались уличная свежесть и суматоха.

– Ну и холодина! Ну и ветрило! По радио сказали, ночью будет три градуса мороза. Эдвард, сидеть, кому сказано? Кто хочет лимонный торт на десерт? Вот как вышло-то: я делала покупки для миссис Квик, сперва купила простыни для ее дочери, которая выходит замуж, но пришлось сдать их обратно, потому как цвет оказался не тот, дочка хотела чисто белые, я же, говорит, ясно маме сказала… Потом я поехала за выпечкой для девичника, а миссис Квик как увидала лимонный торт, сразу такая: нет, только не лимонный! Он клейкий, у него порошковый вкус! А я такая: не выдумывайте, ничего он не клейкий. Свеженький торт, безе лимонное без всяких консервантов… Короче, забирайте, говорит, себе, угостите сынишку. К вашему сведению, говорю, ему это нельзя, у него, между прочим, аллергия. Но торт взяла.