Случайный турист

– Точно? Угадал? Это ж надо! Вот, гляньте. – Лукас ухватился за лацкан на столь необъятной груди, что руки казались слишком короткими. – Серый костюм. По вашей рекомендации. Сгодится на все случаи жизни. – Он показал на сумку в ногах: – Весь мой багаж. Ручная кладь. Смена белья, чистая рубашка, пачка стирального порошка.

– Что ж, прекрасно, – сказал Мэйкон. Такого с ним еще не бывало.

– Вы мой герой! Вы стопроцентно облегчили мои поездки. Именно вы подсказали, как превратить эластичный бинт в бельевую веревку.

– Да, его найдешь в любой аптеке.

– Я больше не полагаюсь на гостиничные прачечные, отпала нужда слоняться по улицам. Я говорю жене, спросите у нее, если не верите, я ей говорю: со «Случайным туристом», говорю, путешествуешь точно в коконе. Смотри не забудь, говорю, положить его в сумку.

– Очень приятно это слышать, – сказал Мэйкон.

– Бывало, укачу аж в Орегон, но будто не выходил из дома.

– Прекрасно.

Помолчали.

– Знаете, с недавних пор у меня возникли кое-какие сомнения, – сказал Мэйкон.

Мистер Лумис развернулся к нему всем корпусом, словно был в парке с капюшоном.

– Я вот о чем, – продолжил Мэйкон. – Только что я проехал по Западному побережью. Мы обновляем американское издание. Конечно, там я бывал и раньше, Лос-Анджелес и все такое, господи, эти места знакомы с детства, но в Сан-Франциско я оказался впервые. Издатель решил добавить его в путеводитель. Вы бывали в Сан-Франциско?

– Там мы сели в самолет, – напомнил мистер Лумис.

– Бесспорно, Сан-Франциско… э-э… чудесный город.

Мистер Лумис задумался.

– Конечно, и Балтимор прекрасен, – поспешно сказал Мэйкон. – С ним ничто не сравнится! Но, понимаете, Сан-Франциско поразил… я даже не знаю…

– Сам-то я родился и вырос в Балтиморе, – сказал мистер Лумис. – И ни на что его не променяю.

– Конечно, конечно. Я просто хочу сказать…

– Хоть озолоти меня.

– Совершенно с вами согласен.

– Вы сами-то балтиморец?

– Да, конечно.

– Балтимор – лучший город на свете.

– Спору нет, – сказал Мэйкон.

Но мысленным взором он видел Сан-Франциско, маячивший в дымке, точно Изумрудный город; Сан-Франциско, раскинувшийся на холмах столь высоких и крутых, что на улицах слышна песнь ветра.

Из Балтимора Мэйкон уезжал в промозглый день (самолет рулил по обледенелым дорожкам), а вернулся, хоть отсутствовал совсем недолго, в весну. Сияло солнце, зазеленели деревья. Еще было зябко, но Мэйкон ехал с открытыми окнами. Ветерок пах в точности как игристое «Вувре» – цветочный аромат с оттенком нафталиновых шариков.

На Синглтон-стрит, на пятачках каменистой земли перед подвальными окнами, проклюнулись крокусы. Трепетали половики и постельные покрывала, вывешенные на задних дворах. Объявился целый сонм младенцев, чинно восседавших в колясках, которые катили их мамочки или обе бабушки. Тротуары заполонили старики на раскладных стульях и в инвалидных креслах; на углах кучками стояли, засунув руки в карманы, мужчины в нарочито небрежных позах – видимо, безработные, выбравшиеся из сумрачных гостиных, где всю зиму просидели перед телевизором. Слышались обрывки их разговоров:

– Как оно ничего, старина?

– Помаленьку.

– Что поделываешь?

– Да ничего особенного.

Перед домом Мюриэл Доминик Сэддлер копался в ее машине. Из-под открытого капота торчали ноги в огромных рваных кроссовках и джинсах с ремнем из воловьей кожи, над которым виднелась полоса голой плоти. Рядом стояли двойняшки Батлер, трещавшие как пулемет:

– Вы, говорит, наказаны…

– До пятницы из дома ни шагу…

– Забрала наши липовые удостоверения…

– Не подпускает к телефону…

– Мы уходим к себе наверх да как хлопнем дверью – типа, вот что мы о тебе думаем…

– А она заявляется с отверткой и снимает дверь с петель!

– Хм! – откликнулся Доминик.

Мэйкон поставил сумку на крыло и заглянул в моторный отсек:

– Опять барахлит?

– Привет, Мэйкон, – хором сказали двойняшки, а Доминик, смуглый симпатичный парень с литыми мускулами, заставлявшими Мэйкона чувствовать себя ущербным, выпрямился и ладонью отер лоб:

– Все время глохнет, зараза.

– А как Мюриэл добралась на работу?

– Пришлось автобусом.

Мэйкон надеялся услышать, что она осталась дома.

Он взошел на крыльцо и отпер входную дверь. Эдвард встретил его визгом и кульбитами, лишь на секунду замирая, чтобы дать себя погладить. Мэйкон прошел по дому. Все его обитатели утром явно спешили. Диван разложен (видимо, Клэр опять повздорила с родителями). На кухонном столе грязная посуда, никто не убрал сливки в холодильник. Убрал Мэйкон. Потом он отнес дорожную сумку в спальню. Кровать не застелена, халат Мюриэл брошен на спинку стула, на комоде блюдце для шпилек, в нем катыш волос. Двумя пальцами Мэйкон его прихватил и выбросил в мусорную корзину. Уже не в первый раз пришла мысль: мир четко поделен пополам на чистюль и нерях и все жизненные события объясняются их несходством. Однако Мэйкон не смог бы, хоть убей, объяснить, почему его так растрогало тонкое одеяло, сползшее на пол, когда утром Мюриэл соскочила с кровати.