– А разве ребенок на пляже не строит стен из песка, которые должны сдержать прилив? И когда его строения исчезают под водой, разве на другой день не станет он возводить стены еще более толстые, хотя в глубине души прекрасно знает, что это ничего не даст? – Он положил ладонь мне на плечо, и я почувствовал, как сгибаюсь под ее тяжестью. – Ты, Мордимер, исполнишь все, что следует исполнить, – сказал. – Завтра сюда прибудут кардиналы-заговорщики, и завтра же появятся инквизиторы.
– Значит, Церкви Черной Перемены не существует?
– А кто ведает, что означает слово «существует»? – спросил Ангел. – И какой степени бытия достаточно? – повысил голос. – Мир полон тайн, Мордимер, – продолжал он более спокойно. – Знаешь ли, что существуют элементы материи, бытие которых мы лишь предчувствуем, наблюдение же приводит к их уничтожению? И кто ответит, существуют ли они – и для кого существуют?
Я ждал, полагая, что скажет что-то еще, но Ангел, похоже, закончил. Было удивительно уже то, что он оставался со мною так долго.
– И что я должен сделать, мой господин? – спросил я, хотя боялся, что он рассердится на меня за тугодумие.
– Мордимер, ты и сам прекрасно знаешь, что должен сделать, – ответил и усмехнулся.
На этот раз я даже не попытался взглянуть в его глаза: не хотел, чтобы бездна, таившаяся там, вглядывалась в меня.
Эпилог
Эта история началась в Хез-хезроне – и там же должна была завершиться. В дом Лонны мы вошли ранним утром. Я, Курнос, близнецы и трое инквизиторов в темных плащах. Когда она увидела нас, кровь отлила от ее лица.
– Мордимер, – сказала глухо.
– Мордимер Маддердин, именем Инквизиции. Твой дом, дочь моя, будет проинспектирован.
– Я ничего не сделала, – сказала она с отчаянием в голосе. – И ты об этом знаешь, Мордимер!
– Принадлежать к Церкви Черной Перемены, мерзейшей секте еретиков, это, полагаешь, ничего? А покупка девиц ради того, чтобы подвергать их святотатственным обрядам? Не говоря уже о профанации реликвий и еретических амулетах, которые мы найдем в твоем доме?
Лонна смотрела на меня, и глаза ее медленно наливались слезами.
– Ты говорил, что если стоишь по одну сторону баррикады, а некто – по другую, то можно сделать единственный правильный выбор. И я ведь встала на твою сторону, Мордимер! Помогла тебе!
– Я ничего не обещал, Лонна, – пожал я плечами. – Такова уж жизнь: полна несправедливостей. Впрочем, ты и сама об этом знаешь очень хорошо. Ведь это ты, красавица, выдала меня людям кардинала. Легко было предположить, что огорченный Маддердин никогда уже не покинет Гомолло, верно? Но ты позабыла о непредвиденном, красавица. О том, что Голиаф не всегда побеждает Давида. Ведь и Мудрая Книга говорит: «
Я вздохнул и подошел к ней так близко, что ощутил запах ее духов.
– И как ты могла выдать своего верного друга на унижение, пытки и смерть? – спросил ее горько.
Я не был ее другом (и тем более верным), но отчего бы не вызвать в ней чувство вины? Позже это мне пригодится…
Лонна смотрела на меня и молчала. Очень хорошо, поскольку не о чем было уже нам говорить.
Курнос приблизился, и я видел его увлажнившиеся глаза.
– Могу, Мордимер? – спросил умоляюще.
– Лонна. – Я взглянул на стоявшую напротив меня женщину. – Ты помнишь, что я тебе когда-то обещал?
Повернулся к своему товарищу:
– Можешь, Курнос, но она должна выжить.
Он был словно благодарный пес, когда хватал ее и, безвольную, отчаявшуюся и онемевшую, нес наверх, в комнаты.
Некоторое время спустя я услыхал ее крик, но потом этот крик смолк. Когда инквизиторы забирали Лонну, у нее были окровавленные бедра, порванное платье – и пустота в глазах.
Двумя часами позже мы окружили дом Хильгферарфа. Он принял нас холодно и спокойно: как и мы, знал, что уже мертв.
– Не следовало меня обманывать, господин Хильгферарф, – сказал я. – Девицы с юга должны были стать совместным подарком, вашим и Бульсани, для Дьявола из Гомолло и его гостей, верно? Вы давали деньги, а прелат обеспечивал доступ к кардиналу. Но Бульсани решил вас обхитрить и вручить презент лишь от собственного имени. Вы наняли меня, прекрасно зная, где находится Бульсани. И для чего же? Для проверки?
– Нет. Я не знал, что Бульсани купил девушек, пока вы мне о том не рассказали. Я лишь допускал, что он мог так поступить.
– Да, наш прелат старался играть по высоким ставкам. Так же как и вы, – сказал я сердечно.
– Это правда, – сказал Хильгферарф. – В чем меня обвиняют?
– В ереси, нарушении законов святой веры, заговоре, профанации реликвий, ритуальных убийствах, принадлежности к сектам, не санкционированным Церковью, – сказал я. – И еще во всем, чего пожелаете.
– Зачем вы это делаете, Маддердин?