Слуга Божий

Но самой важной деталью этого зала были инструменты. Деревянное ложе с железными скобами, веревками и коловоротом. Свешивающийся с потолка крюк. Железные сапоги с винтами. На столике подле очага – комплект орудий. Щипцы и клещи, чтобы рвать тело, сверла и пилы, чтобы дырявить и пилить кости, семихвостый бич, унизанный железными шариками.

Ничего особенного и ничего слишком сложного. Но обычно уже одного их вида хватало, чтобы пробудить в сердцах грешников трепет. Так случилось и с Элией Коллер. Она осмотрелась, и от лица ее отлила кровь. Я глядел на нее с удовлетворением профессора, который убедился: из нового ученика будет толк.

Стражник растянул ее на ложе и защелкнул на руках и ногах железные скобы. Я отослал его прочь одним взглядом и закрыл дверь.

– Теперь мы можем говорить спокойно, – сказал я. – По существу и без нервов или угроз. Нужно ли тебе объяснять, каким образом эти инструменты действуют?

Элия не ответила, но я и не надеялся на ответ. Она лежала, уткнувшись левой щекой в грубо сработанные доски ложа. Смотрела на меня здоровым глазом.

– Мы начнем с того, что подвесим тебя здесь же, на крюке. – Я указал пальцем под потолок, и ее взгляд послушно последовал за моей рукой. – Свяжем тебе руки за спиной, а между запястьями пропустим веревку, которую перекинем через этот крюк. Достаточно будет лишь потянуть за другой ее конец, чтобы твои связанные за спиной руки начали выламываться из суставов. Все сильнее и сильнее. Наконец суставы не выдержат, кости треснут, сухожилия порвутся. Твои руки окажутся над головой.

Я подошел и встал подле нее. Взял в руки ее локон и начал накручивать на палец. Потом распускал.

– Думаешь, что сможешь потерять сознание и сбежать от боли. Ошибаешься. Чтобы такого не случилось, здесь сидит наш медик. Когда понадобится, он даст тебе снадобье. Подождем, пока придешь в себя, и продолжим. Когда будешь стоять здесь, с вырванными из суставов руками, можем применить бич – чтобы увеличить твои страдания. А бич, – глаза Элии снова покорно проследили за моим пальцем, – нашпигован маленькими железными шариками. В руках умелого человека – а уж поверь, наши палачи очень искусны, – он не только вырывает кожу полосами, но разрубает мышцы, даже ломает кости. Да-а-а, – протянул я. – Когда снимем тебя с этого крюка, дорогая Элия, ты будешь одной сплошной раной. И пусть у тебя не будет ни малейших иллюзий, что кто-то тебе поможет. Теперь от костра тебя не спасет даже папа. Мне нужно продолжать?

– Нет, – прошептала она. – Хватит. Что я должна делать?

Она была умненькой ученицей, но недостаточно умненькой: спрашивать ей не следовало.

– Это зависит только от тебя, – ответил я. – Не могу ни к чему тебя принудить, ни, Боже упаси, заставить оболгать кого-либо. Раскаяние и сожаление должны проистекать из глубин твоего сердца.

Она закрыла глаза, будто колеблясь. Внезапно посмотрела на меня.

– Кнаппе, – сказала и взглянула на меня вопросительно. Я усмехнулся краешком рта. – Именно он все устроил. То, что я отказала ему в браке, было лишь игрой, дабы люди думали, что мы друг друга ненавидим. Но именно он подбил меня на договор с дьяволом и получал со всего дела свою прибыль. Разве скопил бы он такое богатство на торговле мясом?

Я был удивлен. В самом деле: как сумела она так быстро понять, что говорить следует именно о мастере цеха мясников? Но если подумать – каким мог быть ход ее мыслей? «Мордимер следил за мной по приказу Кнаппе и выследил. Однако дело приобрело серьезный оборот, и Кнаппе не только не заплатит остаток гонорара, но и попробует прикончить Мордимера за то, что не доставил меня к алтарю. А потому Мордимеру требуется крючок на Кнаппе – и он получит такой крючок благодаря мне». И я буквально слышал, как Элия мысленно спрашивает себя, что же она сама получит взамен.

– Искреннее раскаяние, истинное сожаление и выдача соучастников это правильно, Элия, – сказал я серьезно. – А инквизитор может в таком случае вынести решение не пытать осужденного и сжечь лишь его тело – после повешения либо после усекновения головы.

– Да, – ответила она и опять прикрыла глаза. – Да, – повторила. – Благодарю тебя.

Я снова вызвал стражника и приказал увести Элию в камеру.

– Поразмысли хорошенько обо всем, – сказал. – После обеда допрошу тебя в присутствии секретаря.

Возвращаясь в Инквизиториум, я думал об Элии. Она была интересной женщиной. Холодной и беспощадной, но умеющей смириться с поражением. Я почти жалел, что судьба не позволила нам встретиться раньше. Я не мог ее спасти. Никто бы не смог. Ну, почти никто, поскольку, сказав, что даже папа ничего не в силах сделать, я согрешил против истины. Даже епископ Хез-хезрона обладал властью достаточной, чтобы отдать приказ о пожизненном заключении в монастыре, однако я знал, что он этого не сделает. Элию мог спасти папский суд, а путь в Апостольскую Столицу был долгим. Пока бюрократические колеса повернутся, канет в забытье даже костер, на котором ее сожгут. Что же… приходилось смириться: Элии меж нами не будет. Жаль. Как и всегда, когда из мира уходит толика красоты.

* * *