Слуга Божий

Я знал, что слуги Кнаппе попытаются до меня добраться, но даже они не сумели бы пройти мимо охранников Инквизиториума. Впрочем, в конце концов я нашел минутку, чтобы лично проведать мастера мясников. Встал у дверей, перед медным билом, и подумал: после моего недавнего визита прошло столь немного – но сколько же всего за это время случилось. Постучал. Некоторое время внутри царила глухая тишина, потом я услышал шарканье ног.

– Кто? – рявкнул голос из-за дверей.

– Мордимер Маддердин, – ответил я.

– Во имя меча Господа нашего, человече, – выдохнули там. – Входи скорей, наш хозяин ищет тебя по всему городу.

– Вот я и пришел.

Да только когда двери отворились, я шагнул в них не один. Сопровождали меня четверо солдат в черных плащах, надетых на кольчуги, с окованными железом палицами в руках. Слугу, отворившего дверь, оттолкнули: он упал под стену, глядя перепуганно, – как и следует вести себя всякому, в чей дом входит окруженный стражниками инквизитор в служебном одеянии. А на мне была черная пелерина, завязанная под горлом, и черный кафтан с вышитым серебром большим сломанным распятием. Некоторые говорят, что мы не должны чтить символ страдания Господа нашего, но забывают, что именно Крестная мука дала Ему силу, дабы сломать распятие и сойти к врагам с мечом и огнем в руках. Точно так, как нынче и я, с мечом в руках и огнем в сердце, входил в дом кощунника и грешника.

Кнаппе был лишь в ночной рубахе, тапочках с изысканно выгнутыми носками и ночном колпаке, конец которого свисал ему на плечо. Выглядел он забавно, но я даже не усмехнулся.

– Алоиз Кнаппе? – спросил я его. – Это вы Алоиз Кнаппе, мастер гильдии мясников?

– Ты заплатишь мне за это… – прошептал он сквозь стиснутые зубы, поскольку был достаточно умен, чтобы обо всем догадаться.

– Вы арестованы именем Инквизиции, по приказу Его Преосвященства епископа Хез-хезрона, – сказал я. – Взять его, – приказал солдатам.

– Мордимер! – заверещал он. – Давай поговорим, Мордимер, прошу тебя!

«Прошу тебя» – звучало многообещающе в его устах. Так многообещающе, что я махнул рукою, дабы он отошел со мной.

Мы вышли в сад, Кнаппе трясся, словно студень. Я уважал его за то, что не пытался мне угрожать – и не проклинал меня. Понимал: раз уж арестован с согласия самого епископа, то дело серьезней некуда.

– В чем меня обвиняют? – спросил он дрожащим голосом.

– Сам нам расскажешь, – ответил я, слегка усмехаясь. – У нас будет достаточно времени на разговоры.

Он мог бы попытаться запугать меня связями, знакомствами, последствиями, но не стал этого делать. Мы оба прекрасно знали, что, когда в двери дома стучатся люди в черных плащах, от хозяина отворачиваются все сторонники, а все враги – поднимают головы. У Кнаппе врагов было много; и – никого, кто протянул бы ему руку помощи. Не теперь.

– Десять тысяч, – сказал он.

– Нет, – покачал я головой, – даже за сто. И знаешь почему?

Он смотрел на меня довольно глуповато.

– Потому что тебе уже нечего покупать, а мне – нечего продавать.

– Тогда зачем мы говорим? – Похоже, остаток надежды все еще теплился в нем.

– Потому что мне было интересно, насколько высоко ты ценишь свою жизнь, и я узнал, что оцениваешь ты ее в десять тысяч. Мир не много потеряет от твоей смерти.

Я кивнул стражникам и подождал, пока двое его заберут, а потом отправился на ревизию дома вместе с оставшимися двумя. Присоединился к нам и нотариус и начал описывать все ценные предметы. Что ж, это могло затянуться на часы. Во славу Господа и во славу Инквизиториума. Я же тем временем нашел сейф Кнаппе и легко, поскольку был обучен и такому, вскрыл его. В сейфе свалены были золотые монеты, перевязанные шнурками векселя, облигации и расписки. Я просмотрел их внимательно и некоторые, выписанные на получателя, спрятал в карман плаща. Я знал, что многие, получив эти векселя, будут мне благодарны. А благодарность в нашей профессии важная штука. Благодарный человек склонен к помощи и к тому, чтобы делиться информацией. А наша жизнь – жизнь инквизиторов – в немалой мере зависит именно от информации.

Потом я отсчитал себе из денег в сейфе семьдесят пять крон – и ни грошиком больше. В конце концов, Мордимер Маддердин суть инквизитор Его Преосвящества, а не кладбищенская гиена, пусть даже этот дом – уже не более чем гробница.

Эпилог

Следствие не затянулось. Обвиняемые были полны раскаяния, а обвинение опиралось на серьезные свидетельства и было исключительно подробно документировано. Согласно моему обещанию, Элию не пытали. После допросов и вынесения приговора ее отправили из узилища Инквизиториума в городскую тюрьму. Я строжайше запретил ее насиловать, а ведь это было привычным развлечением для городской стражи, особенно когда к ним в руки попадала такая красивая и молодая женщина. Я обещал ей, а Мордимер Маддердин – человек, который свое слово ценит больше собственной жизни. Даже если слово его дано такому существу, как еретичка и колдунья.

Время до приведения приговора в исполнение Элия Коллер провела в одиночной камере, и когда ехала через город на черной телеге, была красива, как и прежде.