Слуга Божий

Великан в ответ неразборчиво выругался. Очень неучтивая реакция, принимая во внимание то, что я перед этим промыл ему глаза от шерскена. Второй засунул пленнику в рот кусок тряпки, а Смертух уселся ему на спину и сломал мизинец на левой руке. Потом сломал ему безымянный, средний и указательный пальцы. И каждый раз были слышны хруст, стон, доносящийся из-под тряпки, а глаза великана становились, словно блюдца. Второй наклонился, приложил палец к губам, предписывая пленнику тишину, и вытащил из его рта тряпку. Великан страдальчески сопел, из уголков его рта текла густая слюна.

— На мои вопросы отвечают мгновенно, — сказал я кротко. — Ибо, как гласит Писание: «… нет ничего скрытого, что не должно открыть, и нет ничего тайного, о чём не следовало бы узнать»[50]. Итак, повторю: откуда ты, парень?

— Из Тириана, — простонал он.

Тирианоннаг, обычно называемый Тирианом (убейте меня, но не знаю, откуда произошло это варварское название), был маленьким, хотя довольно зажиточным городком у самой границы марки[51]. Из того, что я знал, там можно было заработать неплохие деньги на охране купеческих судов, которые ходили в довольно опасные районы в верховьях реки. Но этот бедный дурачок думал, что сделает карьеру в Хез-хезроне. А карьера эта должна была закончиться именно здесь, в развалинах крепости Саревальд. Плохое место для смерти, но, с другой стороны, какое место хорошее, чтобы умереть? О том, что он должен умереть, знали все. Вопрос состоял лишь в одном: будет ли это смерть мягкой и относительно безболезненной, или этот наш задира пройдёт в адские врата, воя от боли и нашинкованный на кусочки.

— Куда они пошли? — спросил я.

Пленник не отозвался ни словом, а я любезно подождал минутку. Потом Первый пнул его прямо в рот, так, чтобы тот подавился кровью и собственными зубами. Попутно сломал ему нос.

— Куда они пошли? Что там находится? — повторил я вежливо.

— Не знаю, — простонал он, отплёвываясь кровью, — не знаю, умоляю. Я только охраняю. Они в полдень вернутся. У них есть деньги… много денег… Умоляю, не убивайте меня, я буду служить вам, как пёс, умоляю…

Когда я смотрел на него, то видел, что это уже не большой, сильный задира, а обиженный мальчик, жаждущий, чтобы его, наконец, перестали бить. Мне нравилось, когда люди так менялись, и хотя подобное мне случалось видеть слишком часто, неизменно чувствовал удовлетворение от того, что именно я становился причиной должного перерождения.

Смертух посмотрел на меня, и я задумался на какое-то время. В принципе, я обычно вижу, когда человек лжёт. Этот, вроде бы, говорил правду. Правда, у Смертуха было явное желание немного поразвлечься, но, во-первых, у нас не было времени, а, во-вторых, я не люблю излишней жестокости. А Смертух когда-то работал в провинции подмастерьем одного из тамошних палачей. Научился парочке приёмов и полюбил их применять. Я всегда утверждал, что палачи и их ученики излишней жестокостью маскируют недостатки мастерства. Ведь дело не в том, чтобы заставить жертву мучиться, часто даже не в том, чтобы получить нужные признания, но в том, чтобы вызвать раскаяние. Чтобы исстрадавшийся и раскаявшийся преступник пал в объятия своему инквизитору и, навзрыд рыдая, признал свою вину, всем сердцем любя того, кто доставил ему радостную боль и наставил на путь истинный. Конечно, в данный момент раскаяние и любовь были не обязательны. Нам нужны были показания. Быстрый и точный отчёт. Если, конечно, таковой удастся получить. Оказалось, что великан знает немного, но ведь вопрос был не в отсутствии доброй воли, правда? Так зачем ему мучиться?

Я посмотрел на Смертуха и отрицательно покрутил головой. Потом присел великану на спину и дёрнул его голову вверх. Треснуло. Быстрая, безболезненная смерть. Смертух был явно недоволен.

— «Если даже разрушится земной наш дом, у нас будет жилище от Бога, дом не рукотворный, а вечно сущий на небесах»[52], — процитировал я Писание, глядя на останки. Правда, я не думал, что наш великан очутился у врат небесных, но что поделаешь: надежда умирает последней.

Близнецы скатили тело великана вниз по склону, и оно застряло где-то в густых зарослях. Нескоро его кто-нибудь найдёт. Я на миг задумался над бренностью человеческого бытия… Эх!

Валун, закрывающий вход в подземелье, был и правда тяжёлым. Мы вчетвером едва справились, передвигая его. Когда мы собрались спускаться, Первый вдруг остановился.

— А если кто-нибудь его, значит, вернёт на место? — спросил он.

— А кто сюда может придти? — пожал я плечами. — И у кого окажется такая недюжинная сила? Впрочем, я уверен, что должен быть другой выход. Я бы не доверял этому человеку настолько, чтобы отдать жизнь в его руки.

— А, бля… — рявкнул Смертух, поскольку споткнулся на лестнице и, ещё чуть-чуть, скатился бы в самый низ.