Слуга господина доктора

Что такое театральные студии на излете Застоя, Ты, должно быть, знаешь. Этих студий было насыпано по Москве великое множество. Не было квартала, не было жилтоварищества, где не ломали бы комедью. Все сколько-нибудь интересные ровесники, так или иначе, соприкоснулись с театральным делом – тогда все играли. Только по официальным данным ВТО в Москве работало более двух с половиной сотен самодеятельных коллективов против тридцати шести гос. Театров. В них без всякой для себя корысти играли, кто как мог, девушки и молодые евреи, билеты были бесплатные, но зрители все одно ходили редко. Я весьма опасался ошибки в выборе, и несмотря на многие призывы, написанные от руки форматом А4, был осмотрителен. Наконец сестра нашла афишу, которая вызвала совершенное мое доверие – она была набрана типографским способом буквами синими и красными. Студия располагалась в другом краю Москвы и набирала юношей и девушек старше семнадцати лет. Мне было без нескольких дней шестнадцать. Клацая зубами, в совершеннейшей панике я отыскал клуб «Промэнерго» на северной окраине. Главное – я помнил – мне надо было держаться легенды о себе как письмоносце. Эта плебейская профессия претила самолюбию, но в свое время я подрабатывал на почте, помогая сестре, студентке, разносить газеты. За это я получал рубль в день. Других профессий я не знал и лгать о них не умел. Я твердо сказал высокой комиссии из парня двадцати восьми лет и двух девушек, что я почтарь, и мне семнадцать лет. Вид у меня был при этом столь запуганный, что остается недоумевать, как они сразу не заподозрили лжи. Я хорошо показался по тем требованиям, которые предъявлялись к самодеятельности. У меня был снобский репертуар: я читал басни Эзопа и Лессинга и еще длинный отрывок из Гейне. Была конфузия – выяснилось, что я не знаю ни одного стихотворения. Я в робости признался, что не люблю поэзию, и предложил еще что-нибудь из прозы. Меня попросили показать животных разных видов, и я, не стесняясь, показал. К концу прослушивания, вышед в вестибюль, я оказался в кучке молодых людей – тоже поступающих. Все это были двадцатилетние хрычи, равнодушные к моей особе. Девушка из комиссии вышла и объявила результат прослушивания – взяли меня. Это была немалая победа – правду говорю, что конкурс в хорошие студии на ту пору бывал довольно велик. Теперь уж всё не то, так что по нынешним временам никак нельзя заключить о популярности студийного движения седьмую часть столетия назад. Девушка из комиссии немедленно стала предметом моего обожания – она улыбнулась мне неожиданно для себя, забыв сохранять наружную маску величия. Она была тонка лицом и фигурой, диво как сложена, у нее были темные брови и рыжеватые волосы, что меня поразило (я не предполагал в подростковой наивности, что тут дело не в природе, а в химии). Кроме того, у нее косили глаза, как у Жанны Самари, и это мне нравилось. В приступе восторженной дерзости я спросил о ее имени, и она, не таясь, представилась Инной. В дневнике я записал, что приложу все силы к тому, чтобы не влюбиться.

Я попытался скрыть от матери и бабки факт моего вступления в студию, небезосновательно предполагая, что этот шаг не получит одобрения. Но как было утаить в мешке такое шило, когда занятия были ежедневны, я бы даже сказал, еженощны – мне приходилось возвращаться на последней электричке в час ноль девять. Ночами Матвеевка район беспокойный, я был слишком юн, не умел постоять за себя, кроме того, мне предстояло оканчивать последний класс школы и обдумать будущее. Ночные возвращения, первые три урока - глубокий искренний сон, на который жаловались учителя, заставляли мать переживать за меня и ссориться со мной. Я думаю, мне бы недостало красноречия убедить ее в моей правоте, но в дело вмешалась сестра. Ей было в чем упрекнуть маму. Сестра Катерина, одиннадцатью годами старшая меня, натура мудрая и многообразно одаренная. По юности она родительским произволом стала инженером телефонной сети и скучающей мещанкой поневоле. У нее нет друзей, потому что люди ее круга вызывают ее обоснованное презрение, а знакомства с интересными собеседниками недоступны. Таким образом, моя сестра вся без остатка отдалась воспитанию детей и хозяйственным хлопотам – а ведь когда-то рисовала и музицировала дай бог каждому. Мать втайне винила себя в дурном вмешательстве в судьбу дочери, и когда Катерина умело преподнесла наши с ней прогнозы в моем призвании, мать как-то обмякла и махнула рукой. Она сказала, что цель ее – счастье детей, и если дети находят счастье в том, чтобы г...внять свою жизнь, то душой она с ними. Так я избавился от хлопот во внешнем мире и душой и телом переселился в Студию.