По училищу поползли слухи о гиганте-мыслителе (Вы уж верно догадались, кого я имею в виду). Однако, жизнь штука сложная и непредсказуемая, и несмотря на прям-таки испепеляющее желание увидеть гения, лекции сего словесного монстра от меня ускользали. (Можете догадаться, чем я занималась в 9.30.) Но чудо все-таки произошло. В тяжкой борьбе со сном я взяла верх и направила стопы в училище. Сорок пять минут Вашего красноречия были потрачены впустую (я опаздывала). Сердце мое учащенно билось, предвкушая встречу. Какое же меня постигло разочарование, когда вместо ученого мужа с сократическоим лбом, я увидела восседающим за столом все то же запуганное существо, нервно комкающее сигарету. Картина Мунка «Крик», показанная Вами, вполне выражала Ваше состояние.
Следующая лекция протекала более отрадно. Во-первых, число студентов превысило цифру пять, во-вторых, явные бедуины (вроде Еськова, Даркшевич, Селивановой) были разбавлены достойными представителями человечества — Чугуевой, мною и Данькой.
Лирический Герой, поименованный строкой выше, переживал очередной период мистической борьбы с Мирозданием, а в этом состоянии новые люди, достойные его внимания, автоматически переводятся в ранг кумиров (независимо от заслуг и прегрешений). В тот момент участь сия постигла Вас. Я отдаю себе отчет, что Вас интересует именно этот аспект моих воспоминаний, но будьте снисходительны к пишущей девушке — мне бы хотелось немножечко рассказать о себе.
Мое воображение Вы покорили хамством (Вы-то знаете, что Ваша корреспондентка барышня благовоспитанная, я бегу грубости). Будучи не самой далекой знакомой Даниила, я иногда могла позволить себе легкую фамильярность и по этой причине, а отнюдь не по недостатку такта, на его обращение к Вам:
— Мне бы… в общем… как это?.. поговорить. Но как-то… конфиденциально… Вот.
Я, и минуты не думая, ответила:
— Да и иду я!..
Это, видать, прозвучало горячее, чем принято говорить барышням в чепцах и лентах, но, бог свидетель, я не хотела казаться невоспитанной. Моя фраза не осталась незамеченной. Вы развернули ко мне декадентский фас и сказали:
— Светлана, вы столь проницательны, что с вами невозможно быть деликатным.
Так я была опозорена. Согнувшись под тяжестью Вашего приговора, я выползла из кабинета, содрогаясь от смеха.
Около недели с той поры мне не пришлось встречать знакомый силуэт, но как только представился случай, я поторопилась выразить свое восхищение. Против моих ожиданий, лицо Ваше вытянулось, глаза робко заморгали. Но я милосердна, Вы же знаете. Я смекнула, что Вы уже подзабыли меня, но вместо того, чтобы надуть губки и оставить Вас в дурацком положении обидчика, я потрудилась напомнить ситуацию, снискавшую мое восхищение. Таким образом, я заставила Вас обратить на меня внимание, вследствие чего Вам и запомнился сияющий взгляд поклонницы Вашего дарования.
То, что Ваши отношения с Данькой не ограничивались только лишь беседой, вытекало из того, что наш Лирический Герой начал пропадать и перестал купать меня в лучах своей душевной тревоги. Одна из его мерзейших черт в том, что он слишком уж ревностно оберегает свои кумиры. Я не постесняюсь повторить, была не в меньшей степени очарована Вами, и мне недоставало Вашего общества. Но Даня ограждал Вас от докучных студентов, которые мухами слетались на пиршество мысли, не им предназначенное, как самоуверенно полагал наш Лирический Герой. Он стимулировал Вас к мыслительным процессам бюргерскими напитками, выбирая укромные, обтрепанные арбатские лавочки.
Сказать правду, я тогда была чудовищно одинока. Мое сознание заполняла уверенность, что мир состоит из патологических моральных уродов, а моя скромная персона — лишь редкая разновидность этого биологического вида, с ним несовместимая. Какова же была моя радость, когда темное царство озарил луч света.
Ваша жизнелюбивая натура только и искала, кого бы поучить. Я преисполнилась вулканической досады на эксклюзивное использование Вас единоличником Даниилом. Научный коммунизм вывели из состава учебных дисциплин, и некому было объяснить мальчику, что жадничать дурно.
Прошло еще немного времени, меня все более притягивало Ваше общество, к тому же Лирический Герой вовсе перестал баловать меня своим присутствием, и количество моих друзей, прежде единичное, обнулилось. Признаюсь, я была удручена. С Вашей особой я общалась преимущественно на лекциях, которые совпадали с моим душевным состоянием (как должна воспринять Гессе романтическая начитанная девушка? С Ваших слов попал в мою жизнь Гарри Галлер, и я ощутила в Вас единомышленника.) Однако Герой к концу лекции напускал на себя убийственную серьезность, распространял вокруг пары таинственности, и, окутав вас плащом, как Черномор, уволакивал бедного педагога на заветную лавочку. На вас можно было навесить табличку, обычную для долгожданного автобуса: «в парк». Я, привыкшая к Дашкиным ребячествам, даже не пыталась обижаться.
В течение недели или двух происходили еще какие-то события, от которых меня радостно избавила недолгая память. Однако пора отстраниться от фактических событий, благо никто из персонажей не впал в маразм или амнезию. Хотелось бы написать о моем восприятии Вас лучезарного. Здесь подобает обратить взор к зеркалу и сделать подобающее серьезной теме выражение лица.
Какой бы невинной, умненькой, доверчивой и открытой девочкой я ни казалась……………………………………. К тому времени я разучилась безгранично доверять кому бы то ни было (книксен родному училищу). Меня настораживала Ваша персона. Я не могла понять природу двойственности (хорошо — множественности) моего учителя. Он был весел, жизнелюбив, даже человеколюбив, как казалось — во вселенских масштабах. Его чело излучало свет, но временами странный, не безусловно библейский. Да ко всему плюс существо было слишком остро на язык, чтобы счесть его любовь к людям за добродетель. А актерский талант, которым наш славный обладает от природы? При интеллекте, приобретенном с годами, эта характеристика вполне подошла бы хитрому злодею. Ангелы, они, знаете ли, проще. (Хотя нельзя не учитывать вегетарианство, как явный признак небесного родства.) В общем, Ваша персона настораживала меня, и чем я объяснила себе это, я опишу позднее.