«Разрешите представиться, господа, — тихонько пищала моя душа, — я гений». И душа Даниила Стрельникова подхватывала эхом: «Гений! Гений!»
Справив тризну по мировой культуре, я вновь превратился в Петю Полянского и равнодушно простился с аудиторией, словно погруженный в собственные мысли. Студенты расходились, я задержался у своего стола. Даня подошел ко мне.
— Простите, — сказал он и сел на корточки, гибко положив голову подбородком на стол, — Вы не обижены на нас?
— Нет, Даня, а почему вы так решили?
«Голубой», — подумал я, заметив, что Даня красит волосы.
«Голубой», — подумал Даня, глядя, как я суетливыми движениями собираю с парты преподавательские мелочи.
— Не знаю, мне почему-то показалось, что мы вас обидели.
«Хотя вряд ли, — подумал я, — они же артисты. Наверное, покрасился для съемок».
«Может и нет, — подумал Даня, — просто чудак».
— Даня, — сказал я с нежностью, которую придумал вчера вместе с именем «Даша», — вы просто… дурачок…
Эта нежность была бы странна на третьей фразе диалога с незнакомцем, но то, как Даня сидел, то, как он искоса, поставив кулак под подбородок, смотрел на меня снизу вверх, казалось, разрешало мне эту нежность, даже, если не ошибаюсь, желало ее.
— Да, так все думают у нас на курсе… дурачок… — вздохнул он с грустным кокетством.
Я улыбнулся, перекинув через плечо сумку.
— Даня, — сказал я, — вы сейчас не заняты? Пойдемте гулять.