Я не был обманут в своих негативистских предчувствиях. Подряд первые четыре отрывка, в которых, с удовлетворением отметил я, не были заняты ни «хорошие девочки», ни «хорошие мальчики» были из рук вон. Право, я бы сыграл лучше с листа. Потом в Шиллере, в «Разбойниках» появился отрицательный Марк и наемный бандюк Антоша Макарский. Марк длинный монолог сверкал синими глазами, грозился брату Карлу и бедному добродетельному отцу, в общем, был вполне в образе предромантического злодея. Думаю, что Марк коснулся первооснов шиллеровского дарования и сделал очевидным широкому зрителю то, что я понял про Шиллера уже давно, а именно, что он просто напыщенный дурак. С Антошей Марк фехтовался и недурно, только, правду сказать, некстати. Но в целом отрывок мне понравился, потому что я уже успел привязаться к исполнителям. Затем жеманный Максим и румяный Дима Кошмин воспроизвели сцену из Достоевского. Кошмин был Подростком и трогательным, а Максим, чего я вовсе не чаял от него, оказался о-го-го каким актерищем, так что даже шевельнул во мне зависть. Обычно, сидя в театре, я в полудреме сообщаю себе: «Пожалуй, и я так бы смог, если не лучше». Здесь я принужден был сказать, что так, по всей вероятности, не смогу. Тогда я вновь подумал, сколь обманчива бывает наружность — я держал про себя Максима за клоуна и номерного актера, а он и вправду был талантлив. Следующим открытием стал Олег Кассин, тот самый молодой человек, который так не глянулся мне при первой встрече. С обеими «хорошими девочками» он разыгрывал «Хождение по мукам» — произведение, которое пять лет филфака не заставили меня прочитать. Играли смешно, броско, я и сейчас, по прошествии немалого времени, помню, мне кажется, иные получившиеся фразы оттуда. Да, определено, Олег был тоже актер. Итого, я насчитал пока двух.
По программе следующим номером шел «Каин» с Антоном Макарским и красивым Даней, студентом Половцевской студии. Половцевская студия, как я уже писал, отыграла свои показы, но Даня с Антоном, видимо, были в дружбе, отчего и вышли вместе. Антон яростно взывал к Иегове, в существовании которого, по пьесе, сомневался. Даня появился на площадке гнусом в рыжем пиджачке, красавчиком с сигареткой. Тем самым мальчики, ломая традиции, давали понять, что Авель довольно паршивенькая персона, чем, собственно, и раздражил Каина. Даня говорил текст сквозь ленивые зубы, в полном сознании своей, превосходящей Антонову, богопричастности. Красота его, стушеванная отрицательным образом, не так бросалась в глаза и, увидь я его впервые не в жизни, а в спектакле, она, должно быть, не произвела бы на меня того, памятного мне впечатления. Взбешенный хамской сигареткой сценического брата, Антоша метнул в его направлении фанерный куб, опять же ломая библейскую традицию. Там, как Ты помнишь, Каин со свей дури грохнул Авеля головешкой по балде, прости Господи. Даня же, не переменяясь в надменности лица, вывернул пиджачок красной подкладкой наизнанку и так, наизнанку в пиджаке, развернулся к залу тылами. Картина сия была аллегорическая, просвещенный зритель должен был угадать, что Даня скончался вследствие братского раздражения. В общем-то, в своей интерпретации Байрона мальчики, сами того не чая, выразили главную мысль пьесы. Людвиг Витгенштейн считал, что ложные предпосылки все равно приводят к верному выводу.
Искусство актеров, таким образом, было не слишком мной замечено и отмечено, зато сами они остались небезразличны зрителю.
По окончании мистерии меня отловил Хабаров.
— Ну что, ста-аричок, тебя можно поздравить. Только о тебе и говорят.
Я пожал плечами:
— Я не оставил выбора.
— Ты не меняешься. Ну, ка-ак тебе?
— Убого, как всегда.
— Как Будина?
Он назвал имя одной из «хороших девочек», и мне показалось, что я понял, почему он вдруг так спросил. Вообще-то, у Хабарова была жена, Анька, моя однокурсница.
— Великолепна, — ответил я, не солгав. Она работала в «Хождении по мукам».
— Ну, а остальные?
— Назову артистов, — сказал я декларативным тоном и во французской манере стал загибать пальцы от себя, — Кассин, Максим Аверин, Будина… Пока всё.
— Ма-акарский еще…
— Ну да, наверное, Макарский. Хотя с «Каином» смешно получилось.
— Я не видел.