Слуга государев

Шарль в досаде срубил верхушку куста. Противники вновь скрестили клинки. Сделав два рубящих удара слева, Ла Буш парировал ответный выпад справа и нанес молниеносный удар в грудь. Де Брезе на отмашке успел располосовать спину соперника, и оба разошлись, переводя дух.

Ла Буш опустился на одно колено. В толпе раздались возгласы одобрения. Антуан, явно теряя силы, уже не менял позиции, а просто выжидал, пока соперник начнет атаку.

Шарль решил не давать более передышки и покончить с ослабевающим противником. Он вновь атаковал. Однако удар был отбит.

Ла Буш рывком поднялся, против всех ожиданий парировал удар и, резко уйдя влево, сделал неожиданный выпад снизу. Де Брезе замер, схватившись рукой за клинок, и, теряя сознание, повалился на землю. Шпага Антуана пронзила ему грудь.

Настала тишина. Затем лагерь вновь загудел как улей. Петр поднялся, двинул бровями и, уходя, уважительно кивнул ла Бушу. Меншиков, свысока посмотрев на лежащего де Брезе и пожав плечами: мол, слабак иноземец, что с него взять — поспешил догнать государя.

Ла Буш отдал честь поверженному сопернику. Потом отошел от него, бросил шпагу и, зажав рану, уселся прямо на землю. Свершилось. Да, он исполнил свой долг. Поединок, начавшийся во Франции, по воли рока завершился в России. Дело чести было улажено, выскочка де Брезе наконец-то получил по заслугам. Но чувство удовлетворенности, на которое он так рассчитывал, не приходило. Более того, к горлу подкатывал комок.

Глава семнадцатая

В русском лагере праздновали победу. Накануне, после благодарственного молебна, Петр торжественно объявил награды. И теперь, собравшись в огромных, специально разбитых шатрах, победители поздравляли друг друга, не забывая помянуть и погибших с обеих сторон.

Ла Буша подвели к шатру Петра. В нем, как и везде, было шумно. Тосты звучали почти без перерыва, и после каждого раздавалась пушечная пальба. Русские и шведские генералы сидели за одним столом. Француз узнал среди них фельдмаршала Реншельда, генералов Шлиппенбаха и Розена, которых перед сражением видел в палатке Карла.

Прислуживали маркитантки. Они подносили закуски, подливали вина в кубки и повизгивали, когда господа щипали их за мясистые части тела. Шведы пили мало, чего нельзя было сказать о русских. Петр, в одном жилете, сидел, как обычно, на барабане, и туманным взором смотрел, как Меншиков, шатаясь, выбежал на середину шатра и пустился в пляс.

Увидев стоящего в углу де ла Буша, царь поманил его рукой. Тот подошел и поклонился. Петр поискал глазами Монса. Тот понял, что царю нужен переводчик, и подошел.

Царь положил руку на плечо француза:

— Устали люди… Ты не смотри на это как на свинство. Пусть веселятся как могут. Мало верных-то людей, — Петр налил себе и французу, чокнулся с ним, потом продолжил: — Знал бы ты, сколько голов уже слетело, а все ж таки никак не смирятся недруги с волей царевой…

Петр говорил медленно, ждал, когда немец переведет его слова де ла Бушу. Тот внимательно слушал. Царь продолжал:

— Не поймут, дураки, что невозможно быть России великой, живя по-старому, что нельзя без сильной-то руки управляться. — Петр сжал кулак, помолчал и вдруг пристально посмотрел Антуану в глаза. — А вот ты, например, что: служить ко мне пойдешь?

Ла Буш, не ожидавший подобного вопроса, все же не растерялся:

— Donc, si je change de pays, je change ma foi. C’est impossible!

Монс посмотрел на царя и перевел ответ:

— Менять страну — менять веру! Это невозможно!

Петр засопел. Глаза его покраснели. Выпил залпом штоф и вышел из-за стола.

Меншиков, пошатываясь, подошел к французу:

— Эх, дурак ты, братец… Царю не отказывают! Накликал ты беду на себя!

Ла Буш посидел с минуту, затем встал, отставил кубок и незаметно вышел из шатра.

Луна, прорезав кромку угрюмых облаков, освещала черные силуэты солдат. Они подбирали шведские штандарты и собирали в телеги тела убитых. Возле редутов их насчитали уже несколько тысяч, а на поле были еще сотни трупов…

Ла Буш сел на оглоблю обозной телеги, обхватил голову руками. Перед ним замелькали, сменяя друг друга, образы: Шарлотта за карточной игрой; казнь Анки; труп Прасковьи посреди двора; Григорий, обливающийся кровью; де Гиш, пьющий вино в его спальне.

Антуан вскинул голову и посмотрел на небо: полная луна светила прямо в лицо, только по краям крючковатые тени облаков зловеще плели страшную паутину. Из его груди вырвался стон, и тучи, как бы вступая в диалог, ответили ему молнией и раскатом грома. На его горячую голову хлынул дождь.

Эпилог

По лесной дороге к пограничному посту приближалась карета. Около шлагбаума она остановилась. Из сторожки вышел русский офицер и не спеша направился к ней. Дверца открылась, и офицер увидел красивую молодую женщину с темными, свободно спадающими на плечи локонами. Кутаясь в синюю дорожную накидку, она робко улыбнулась и протянула пограничнику бумаги.

— Шарлотта де Монтеррас, — прочитал служивый.

Раздавшийся шум копыт заставил обоих обернутся — с русской стороны к границе подъезжал другой экипаж. Поравнявшись с шлагбаумом, он остановился, и из него вышел Ла Буш.