Слуга отречения

– Включи колонку, – посоветовал ей Алекс. – Мы здесь уже третий день без горячей воды сидим… Что самое интересное, кстати, это ведь даже не совсем неправда была насчёт грифонов, – продолжил он, усмехнувшись. – На мой вкус, правда, они больше напоминали гиен, но люди же любят всё романтизировать. Здесь просто постоянно вертелись какие-нибудь низшие тули-па из тех, что помельче, – сама понимаешь, в аптеки люди редко приходят от хорошей жизни. Так вот, когда открылся канал, тех из них, что были поблизости, просто задавило энергией. Насытились почти до распыления, сделались совершенно неагрессивными, как щенята, и так и застряли здесь. Я их давно уже не видел, а раньше они всё время крутились вокруг вон той башни во дворе.

Верена слушала его, разглядывая стоящий в углу маленький серый холодильник с наклеенными на дверце запылёнными магнитиками и трёхмерной интерактивной панелью домашнего информатора. На холодильнике стоял цветочный горшок с каким-то странным растением, похожим на лиану с треугольными листьями, а на стене над ним была приклеена широкая полупрозрачная панель телемонитора, явно тоже из линейки «умный дом». «Вот ведь странно, – подумалось Верене, – и у Алекса, и у Пули есть телемониторы в кухнях. А в Берлине и в Париже ни у кого такого нет. Интересно, почему?..»

Алекс перехватил её взгляд и провёл пальцем по дисплею лежащего на столе телефона. Монитор на стене вспыхнул, и на нём беззвучно замелькали стремительно сменяющие друг друга картинки: полуразрушенные здания с провалившимися крышами, превратившиеся в груды развалин бетонные заборы, груды кирпича и штукатурки, рассыпанные по пустынным улицам, зияющие провалы выбитых окон в покрытых трещинами стенах домов…

– У меня до сих пор не укладывается в голове, что всё это – результат чьего-то осознанного решения, – сказала Пуля, поджимая губы.

– В жизни бывает и не такое, – Алекс покачал головой. – Человеческие решения вообще зачастую гораздо менее осознанны, чем нам того хотелось бы… Не думаю, что тот человек знал, на что идёт. Скорее всего, просто думал, что получит силу. Так обычно всегда и происходит…

– …ну зачем?! – не выдержала Верена, отворачиваясь от экрана. – Зачем тули-па всё это делают?

– Я ведь уже говорила тебе, Верочка, – Пуля сняла висящее на ручке духовки кухонное полотенце и начала вытирать мокрые руки. – Настоящая сила к ним придёт только тогда, когда всё, что они творят, люди начнут принимать как должное. Вот в этом и цель.

– Чтобы человечество погибло?

– Человечество не погибнет… – невесело сказал Алекс, покачав головой. – Пойдёмте-ка в комнату, девушки. Хочется мне прилечь…

Верена прошла вслед за ними по полутёмному, едва заметно пахнущему мастикой коридору в открытую дверь спальни. Здесь было прохладно; полузакрытые, тяжёлые, словно театральный занавес, свисающие до пола тёмно-вишневые шторы на высоких карнизах почти не пропускали в комнату солнечные лучи. На потолке, углы которого были украшены затейливой узорной гипсовой лепкой, горела хрустальная люстра; комната была залита бледно-жёлтым электрическим светом, словно невкусным пресным чаем. Рыжеватые глянцевые обои с неопределённым геометрическим узором казались в этом свете тусклыми и какими-то выцветшими.

– Человечество не погибнет, девочка моя, – повторил Алекс, опускаясь на застеленный клетчатой простыней широкий плюшевый диван и откидывая голову на подушку. – Всё будет сложнее… сложнее и одновременно проще. Человечество просто сделается совсем иным… совсем не тем, какое ты знаешь сейчас, – договорил он, обессиленно прикрывая глаза. – Всё начнётся потихоньку… Сначала одних людей будут массово убивать, а другие начнут сочинять про это весёленькие карикатуры… вон ты же видела только что в новостях, что та ваша газетка нарисовала у себя после взрыва в Новой Африке?

Алекс вдруг надрывно закашлялся, прикрывая рот рукой, глянул на свою ладонь и начал старательно вытирать её оторванным от стоящего на журнальном столике рядом с диваном мотка бумажным полотенцем. Верена заметила, что на толстой белой бумаге осталось несколько размазанных красных пятен, и невольно прикусила губу.

– Потом бои на выживание и травля беззащитных повсеместно превратятся в весёлое развлечение, в шоу для зевак, – продолжил Алекс. – И однажды людей окончательно поделят на элиту и бесправных, вернут в обиход человеческие зоопарки и массовые публичные казни, потом и вовсе объявят их объектом высокого искусства… А когда-нибудь тули-па научат людей управлять нерождёнными… превращать живых – в живые предметы… или в неживые предметы… а слабых – в скопища живых батареек, которыми станут питаться те, кто сильнее их… Я так хорошо помню, как всё это происходило на Погибшей Планете, – в голосе мужчины послышалась горечь. – Эти и многие другие, гораздо более страшные вещи. Помню тот бесконечный и бессмысленный путь в пропасть… Мы сопротивлялись до самого конца, но мы же ведь проиграли тогда, понимаешь, Верена? Са-Пи оказался сильнее всех нас. И поэтому сейчас нам ни в коем случае нельзя допустить подобного опять.