Слуга отречения

– Так называют существ, у которых больше нет осознанного разума, которые не ощущают ничего, кроме вечного голода. Этот голод никогда не заглушить, поэтому если гаки набирается достаточно сил, то идёт разрушать. Похоже, в ближайшее время нам всем следует ожидать… смотрите! – неожиданно оборвал себя Алекс, показывая на небо.

Там, высоко над золотящимся куполом Исаакиевского собора, над пришвартованным у противоположного берега белым круизным лайнером, огромным и длинным, высотой с шестиэтажный дом, в центре стягивающегося в тёмную тучу огромного облака медленно проступали очертания приближающейся к ним гигантской мосластой фигуры с уродливыми вывернутыми лапами и зубастой ощеренной пастью.

* * *

– Это ведь была… постыдная слабость, так, Правительница? – у Тима ещё ни разу не повернулся язык обратиться к донье Милис по имени, хоть она и позволила ему это тогда, в самом начале их знакомства. – Я должен был повести себя с ней совсем иначе… да?

Мальчик сидел на белом гладком полу, плитки которого были похожи на кусочки растрескавшегося льда, и перебирал пальцами осколки крупных фиолетовых прозрачных многогранников, разбросанных вокруг, рассеянно выкладывая из них какую-то затейливую фигуру.

Это был самый край Цитадели, и вместо одной из стен в темноте здесь вырисовывались очертания гигантского ледяного провала, в котором играли зеленоватые волны застывшей за невидимой преградой воды, напоминающей изогнутую стену из толстого зелёного стекла. Мерцание этих волн издали напоминало Тиму северное сияние; в воздухе словно пахло свежим снегом, и почему-то мальчику казалось, что вокруг сейчас должно быть очень холодно. «Как хорошо, – подумал он, – что тули-па не могут чувствовать…»

В глубоких скальных нишах и на потолке виднелись крупные кристаллы чёрного кварца со множеством сверкающих граней, изредка неожиданно вспыхивающих и отбрасывающих на стены яркие изумрудно-зелёные отблески. Кристаллы покрывала замысловатая, постоянно меняющаяся вязь сложного узора, состоящего из тысяч застывших ржаво-стальных волосков. Узор этот находился в непрерывном движении, но фигуры внутри него никогда не теряли идеальной симметрии. Тим уже знал, что всё это называлось «нитями» и было частью какого-то сложного механизма, позволяющего Правителям связываться с другими тули-па, находящимися вне Цитадели, но ещё ни разу не видел, как это происходит на самом деле.

– Будь разумен, Аспид, – донья Милис покачала головой и повернулась лицом к заполненной холодными переливающимися огнями пропасти. – Постыдная слабость – это жалеть, просить и прощать. Прощать своих врагов. Но если смертный не хочет быть тебе врагом – что ж… ты тули-па и только тебе решать, жить смертному или умереть, быть ли ему взятым под твоё покровительство…

– Под… покровительство? – растерянно переспросил мальчик.

– Тебе дано бесценное право быть одним из хозяев этого мира, малыш. Подумай, возможно ли хозяину вообще считаться таковым, если он искренне жаждет отомстить тому, кто находится в его власти, словно бы всё ещё равному? Ответить на удар, покарать или уничтожить лишнего – это нечто совершенно иное, не правда ли, маленький Аспид? А ты же совсем о другом рассказывал мне сейчас…

Донья Милис пригладила кончиками усеянных кольцами пальцев его волосы, и Аспид невольно прильнул на миг щекой к её ледяной ладони:

– Значит… я могу делать всё так, как захочу?

– Конечно, мой мальчик. Я ведь уже говорила тебе в самом начале. Никто и никогда не станет тебе этого запрещать, пока ты не забываешь о том, кому на самом деле принадлежит твоя душа.

Аспид провёл над сложенными в подобие гигантской снежинки осколками рукой, и они на миг полыхнули тусклым лиловатым пламенем, словно осветившись изнутри.

– А вот Вильф говорит, что душа – это только слово для чего-то в теле…

– Что ж, об этом бессмысленно спорить, – произнесла Правительница, снова отворачиваясь и распуская шнуровку снежно-белой длиннополой накидки с широким, вышитым серебристым бисером высоким воротом. – Это пока ещё всё очень… очень человеческие игры. Через пару сотен лет Вильфу с Тео тоже наскучит в них играть. Главное, помни, что Владетелю совершенно неважно, во что ты веришь, Аспид. Ему нужно лишь, чтобы ты твёрдо знал, на чьей ты стороне.

* * *

Над Петербургом бушевала гроза. Нет, даже не гроза – жуткий морской шторм, обрушившийся на город с неправдоподобной, ужасающей скоростью. Тёмно-сизое небо грохотало и поблёскивало, по асфальту хлестали толстые водяные плети. Воздух выл и взрыкивал, словно проголодавшийся пёс, пространство искажалось, выжимая из себя тугие упругие струи, как стиральная машинка выжимает воду из мокрого белья. Вода в Неве стремительно прибывала и пенилась от ветра, по её поверхности бежали огромные волны, на которых раскачивались жмущиеся к берегу теплоходики. Ветер оторвал от бетонной подставки перед стоящим на набережной киоском широкий синий зонтик и потащил его над водой, как невесомый конфетный фантик. Несколько белых пластмассовых стульев покатилось по земле, будто игрушечные фигурки.