Слуга (СИ)

— Никакого обмана. Скорее терапия. Хозяин будет уверен, что его серв полностью в порядке, нервы его успокоятся и он выйдет из-под власти своих болезненных иллюзий. Или вы, может быть, считаете, что проще сдать его в желтый дом, а?

— Не считаю, — я выключила рациометр. — И я не принимаю решений. Я только юрист.

— Ну тогда отлично.

— Кто поедет? — спросил без интереса Марк.

— Вы все.

— Все?!

— Кроме Ясона и Буцефала, конечно. Эти двое не выйдут и при землетрясении.

Марк замотал головой.

— Не понимаю, Христо. Понятно, зачем Кир, это все-таки его работа, я на подхвате, ну и помочь чем-то, а Таис зачем?

— Для солидности, Маркус, для солидности. Клиент увидит, что к нему прибыл не один мастер, а целая группа, в придачу с очаровательной девушкой. И он оценит нашу заботу о нем. А если не оценит — я отправлю ему счет в помощь… Итак, седлай свой спиритоцикл и в путь. Если возникнут затруднения, звони по телевоксу, наверняка у Аристарха в доме есть аппарат.

— Понял. Идемте, Таис. У вас, надеюсь, нет предубеждений против спиритоцикла?..

На улицах Трапезунда стояла ранняя осень — не капризная стервозная континентальная осень, норовящая пропитать вас слякотным холодом до мозга костей, а особая, пахнущая морем и солнцем, ромейская осень. Невесомая, точно растянутый над городом тончайший платок. Она принесла в город тревожный и мягкий запах увядания, запах старых трав, луж и жухлой листвы. Делаешь вдох — и кажется, что вместе с воздухом в легкие попадает целая груда багровых и оранжевых листьев, которые щекочут изнутри и кружатся, кружатся…

Людей на улицах было не меньше чем обычно, дело шло к трем часам пополудни, еще не вечер по меркам суетливого Трапезунда. Звенели по брусчатке копыта лошадей, стучали гулкие поршни неуклюжих трактусов, шуршали юбки, стук шагов по мостовой напоминал звук дождя. Вот, степенно приосанясь, проследовал в сопровождении нескольких старушек с постными лицами молодой диакон с новеньких орарем на плече. Пролетела группка гимназисток — смех, кулечки с конфетами в руках, растрепавшиеся прически… Два купца, сошедшись прямо посреди тротуара, сдвинув на затылки шапки, спорят, размахивая руками, не видя ничего вокруг. На остановке трактуса стоит пожилой архонт, лениво набивая черную трубочку — меднолицый, точно потемневший от пороха, золотое шитье сверкает на солнце.

Трапезунд торопился дожить короткий осенний день, он стучал, рокотал, шипел, звенел всеми своими многочисленными деталями, точно молоточками и поршнями, спрятанными в огромном чреве хронометра.

Марк вел свой спиритоцикл очень аккуратно, держась постоянной скорости, лишь изредка подтормаживая, пропуская кого-то. Других спиритоциклов в этой части города было немного, но узкие улочки не были созданы для изрядной скорости — движение тут шло вяло, в общей веренице ковыляли лениво лошади, запряженные в конках, попадались и экипажи, эти неуклюжие старомодные коробки с огромными колесами.

— Плетемся как черепахи, — сказал с заднего сиденья Кир. Всю дорогу он сидел, облокотившись подбородком о ладонь и безучастно глядел по сторонам. Гардероб его неожиданно пополнился шляпой с широченными полями, которую он пытался надвинуть на самый нос. Очевидно, что в его цели не входило привлечение внимания уличных зевак.

Марк ничего не ответил, только улыбнулся. Свой аппарат он вел уверенно, пожалуй даже изящно. Крепкие руки лежали на большом рулевом колесе, без напряжения вращали его то в одну сторону, то в другую. Спиритоцикл отзывался нутряным утробным гулом и безропотно слушался хозяина. Это был повидавший виды четырехместный «Магнус-Мундус» открытого типа, машина, которую в Трапезунде сейчас можно увидеть чаще на старых открытках, чем на улице. Марк уверял, что когда-то на такой модели ездил сам император, пока увлекался чародейскими новинками. Я согласилась поверить на слово. Езда на спиритоцикле была для меня в новинку. В университете мне случалось кататься в компании сокурсников — правда, чаще нам попадались юркие и блестящие «Авроры» и «Праезентисы» — но удовольствие это было редким, стипендия больше располагала к привычным видам транспорта. Спиритоцикл мягко шел над землей, лишь на поворотах немного вздрагивая, кренясь в одну сторону — только тогда приходило ощущение, что ты паришь над мостовой на высоте полуметра. Я опустила руку вниз, позволив ей болтаться за бортом, и пальцы ощутили идущие от дна волны горячего воздуха, точно там, под днищем спиритоцикла, работала исполинская печь, обжигающая мостовую, отчего булыжники за нами испускали едва заметный пар. Чары, заставлявшие большой механизм двигаться, этот огромный огненный кокон под днищем, были равнодушны — окажись под нами случайно упавший человек… Надо думать, пылающие чары прошлись бы по нему как по мостовой, заживо поджарив на месте.

Я поежилась и сразу стало казаться, что пешеходы нарочно стараются стать поближе к нам, а дети перебегают дорогу непозволительно близко.