Ми-Кель смотрела на него с вызовом, высоко подняв подбородок. Хвост подобно змее кольцом обогнул его правое бедро. Пах и без того жгло огнем, а теперь в него будто вонзились горячие иглы.
– Ох, Ти-Цэ, только посмотри на себя. Мне кажется, будет лучше, если мы пойдем в гнездо, и лучше
– Убери его, – просвистел Ти-Цэ, едва сумев протолкнуть воздух сквозь сведенное спазмом горло. Он скреб когтями землю. –
– Значит согласен, что в гнездо пойти будет разумнее? Какой умница.
Ти-Цэ был благодарен Ми-Кель за последние слова. Ведь если бы она сумела удержать остроту за зубами – кто знает, может, он и впрямь не смог бы противостоять ее натиску и все его служебное задание пошло бы под откос.
Ти-Цэ почувствовал, как раздражение душит охватившее его возбуждение. Ти-Цэ скрипнул зубами, расправил захваченные самкой плечи и усилием воли повернулся. Он сурово смотрел на нее в упор без тени слабости в глазах.
– Ты идешь или нет? – рявкнула Ми-Кель. Нависшая над ними тишина заставила ее голос зазвучать на три тона выше.
– Я сказал, чтобы ты убрала хвост. Ничего не будет, поняла?
– Мы дали друг другу обещание, что впредь будем пользоваться каждой возможностью, – вскинулась Ми-Кель.
– Ты прекрасно знаешь, что это не относится к службе.
– Но ты сейчас здесь, а не в своем проклятом поселении.
– Я здесь по служебному делу. Ты это знаешь, и не строй из себя дуру, мне это не нравится.
–
Вне себя от ярости Ми-Кель сжала его так, что побелели когти, пытаясь вернуть произведенное первой атакой впечатление. Он снова потерял над ней контроль, и теперь пожинал плоды. Ти-Цэ выругался про себя. Зачем снова было все пускать на самотек? Знает же, что легче на корню давить…
Ти-Цэ рванул ее к себе за талию, что было мочи оттолкнулся от ствола древа спиной и встал на ноги. Со стороны они могли бы сойти за охваченную страстью пару, в которой самка нетерпеливо запрыгнула на мужа. От неожиданности Ми-Кель покачнулась и ослабила хватку. Ти-Цэ сумел оторвать ее от себя и запустил в небо, как засидевшуюся на насесте птицу.
Ми-Кель хлопала крыльями у самой земли, жгла его рассерженным взглядом и демонстративно подыскивала место для посадки. Но Ти-Цэ твердо стоял на ногах.
– Немедленно сядь! – потеряла терпение Ми-Кель. – Ты не видишь, что я вот-вот сяду?
Ти-Цэ не шевельнулся.
– Нам нужно спокойно поговорить, и я не приклоню колен, пока ты не согласишься на мои условия.
– Я сажусь!
Ти-Цэ покачал головой.
– Не посмеешь, – сощурилась Ми-Кель.
– Не стоит проверять, – сказал Ти-Цэ.
Ми-Кель собралась с духом, состроила безразличную гримасу и села на землю, сложив крылья. Но за секунду до того, как это произошло, Ти-Цэ как подкошенный рухнул на колени.
Ми-Кель выдохнула; Ти-Цэ издал обреченный стон. Он просто не мог поставить на кон все их дальнейшие отношения из-за нелепой ссоры, что бы она ни выкинула.
Однако, всему был предел.
Ми-Кель вдохновилась своей маленькой победой и нахально поманила его пальцем. В голову Ти-Цэ ударила кровь.
– А знаешь, – сказал он ровно, – хорошо. Будь по-твоему.
Она распростерла руки и, пока не заподозрила неладное, Ти-Цэ приблизился к ней вплотную. Он положил руки ей на щеки, наблюдая за тем, как в ее огромных глазах нарастает тревога.
– Ты слишком перевозбуждена, чтобы мыслить здраво, и я зря трачу время на то, чтобы до тебя достучаться. Тебе нужно не это. Тебе нужно успокоиться. – И добавил: – Прости.
Доля секунды – и ее лицо исказилось от страха. Она рванула прочь от его рук, но на сей раз Ти-Цэ оказался проворнее. Он ухватил ее за хвост и дернул на себя. Ми-Кель пробороздила землю спиной и рухнула на оставленный ею темный шлейф, а когда открыла глаза, Ти-Цэ уже подбирал ее ноги плечами и наваливался сверху. Ее конечности молотили воздух и никак не дотягивались до самого йакита.
Ти-Цэ положил голову ей на плечо, уткнулся лбом в землю в миллиметре от ее уха и устроил свободную от захвата руку поверх обнаженной промежности Ми-Кель, вокруг которой она не успела туго затянуть хвост. Она со свистом втянула воздух и замерла. Ее руки и ноги обезоружено поднялись в безмолвной мольбе. Высунувшиеся кончики крыльев придавали ей еще большее сходство с опрокинутым на спину жучком.
–
– Тебе надо остыть. Я люблю тебя, Ми-Кель.
Стараясь ни о чем не думать, Ти-Цэ закрыл глаза.
Она кричала, старалась побольнее заехать ему по спине и бокам, взбрыкивала, но Ти-Цэ неумолимо продолжал свое дело. У Ми-Кель не было ни шанса помешать ему довести его до конца: Ти-Цэ знал ее чувствительные точки как свои пять пальцев.
Ми-Кель хватала ртом воздух, искала, на что отвлечься, чтобы не позволить ему так унизительно себя усмирить, но ее судорожные движения подсказывали Ти-Цэ, что так она продержится недолго.