Чистый как никогда прежде Ти-Цэ прекрасно выспался в гнезде, каждый дюйм которого насквозь пропах убаюкивающим запахом родителей. Этот аромат как кровь циркулировал в его теле и очищал от скверны: никогда до этого дня он не спал так спокойно.
7
Как только бодрость полностью вытеснила из маленького йакита усталость, Ти-Цэ стал постепенно знакомиться со всеми обитателями древа. Первого родственника он увидел сразу, как выполз из гнезда: мать поднесла к нему девочку меньше года отроду, которую качала на руках. У малышки еще не было зубов, и именно у нее Ти-Цэ украл несколько капель молока часа четыре назад. Он с интересом дотронулся до девочки с разрешения самки, но она особого внимания на него не обратила: слишком была занята истощением материнской груди.
Ти-Цэ наблюдал за девочкой, но вскоре почувствовал шкурой, что за ним самим кто-то пристально наблюдает.
Он оглянулся. На краю ветви сидел йакит, который был гораздо старше Ти-Цэ, но намного младше отца. Подросток, догадался он. Его жилистое, вытянувшееся за короткий промежуток времени тело только начинало обрастать мышцами. Три белых локона, два по бокам и один – по центру, опускались ему до плеч. Его бедра стягивала коричневая набедренная повязка, что показалась Ти-Цэ уж совсем неестественным: насколько он мог видеть, в Плодородной долине все ходили нагишом.
Подросток покачивал свисающими вниз ногами, разыгрывая непринужденность, которой явно не ощущал, и наблюдал за новоприбывшим младшим братом. В его глазах Ти-Цэ не увидел мудрости, удовлетворения и гармонии, как у взрослых, не увидел детской наивности и любопытства. Невозможно было вообще понять, о чем он думает и что чувствует.
– Ки-Да!
Подросток мгновенно отозвался на свое имя и поглядел вниз: с охоты вернулся отец. На плече у него лежало тело неизвестного Ти-Цэ грязно-розового зверя, вернее, только его туловище: тут и там виднелись следы от вырванных конечностей.
Ки-Да без лишних вопросов уцепился за цветущие лианы и скользнул к самцу вниз. Ти-Цэ смотрел, как они молча раздирают мясо на части. Отец склонился над туловищем и вонзил в грудную клетку загнутые в разные стороны саблезубы. Немного повозился, подобрал угол и рванул на себя. Ти-Цэ и отсюда услышал хруст выворачиваемых наизнанку ребер.
Отец сунул руку в образовавшуюся дыру, оттолкнул пальцами ошметки мяса и осколки костей и вытащил безжизненное, но свежее сердце. Он протянул его старшему сыну и указал взглядом туда, где сидела мать. Ки-Да принял многокамерную мышцу без всякого выражения. Просто делал, что велено.
Ки-Да взял сердце в зубы и вскарабкался обратно на ветвь. Прошел мимо Ти-Цэ, не удостоив его взглядом, и сел на колени перед матерью. Ее грудь все еще была во власти маленькой девочки.
Мать обратила большие, неподвижные в глазницах глаза к старшему ребенку. Ки-Да протянул ей сердце и поклонился:
– Это тебе, мама. Мне пора уходить.
– Прощай, милый. – Она отложила дар и притянула его голову к себе. Губы нежно коснулись лба подростка. – В следующий раз долина увидит тебя уже мужчиной. Понимаю, тебе будет совсем не до нас… Но, когда это произойдет, пожалуйста, заходи нас проведать.
– Хорошо. Я люблю тебя, мам.
Ки-Да сдержанно поцеловал ее в щеку, провел ладонью по голове сестры и повернулся к Ти-Цэ. Старший брат, с которым он не успел даже познакомиться, почти невесомо прикоснулся к нему, прощально провел рукой вдоль центральной, совсем короткой прядки Ти-Цэ, и ушел, снова соскользнув по ветвям вниз, к отцу.
Мужчина хлопнул старшего сына по спине и повел прочь.
Ти-Цэ не мог понять своих чувств. Некая сила заставила его кинуться вперед, на край ветви, и припасть к ней. Он был не в состоянии отвести от удаляющейся пары взгляд.
Перед тем, как совсем пропасть из виду, Ки-Да обернулся и пригвоздил маленького брата к месту одним только взглядом, даже не адресованным ему конкретно. Подросток впитывал долину, свое древо, свою семью. А на Ти-Цэ взирал с тоской и завистью в глазах.
– Ти-Цэ, – мягко, но до мурашек настойчиво позвала мать, – пойди сюда.
Этот голос соскребал его с места и за шкирку тащил к родителю, но Ти-Цэ вцепился в ветвь мертвой хваткой. Как околдованный он все смотрел и смотрел на старшего брата. Ти-Цэ не имел ни малейшего понятия о том, куда ведет его отец, но в глазах подростка было расчетливое, холодное смирение, словно сам он не рассчитывал вернуться к родному древу снова. Место, куда его вели, должно было навсегда изменить его, и прежним он уже не вернется. Никогда.
Ки-Да отвернулся. Отец подбадривающе ускорил шаг, и юноша покорно ускорился тоже. Глаза Ти-Цэ налились слезами.
Мальчик не мог заглянуть в будущее. Он не знал, что через много лет увидит брата живым и здоровым, что служить они будут на одной точке и что они потеряют друг к другу интерес настолько, что разговаривать будут только по делу, а здороваться – через раз. Здесь и сейчас Ки-Да уходил в неизвестность. А может, даже обратно к убийце в серо-зеленые джунгли.
Ти-Цэ разрыдался. Прошло еще не мало времени, прежде чем он наконец покорился матери и прильнул к ее теплому боку.
8