Слуги ветра

Я спешился и шел неторопливо, ведя лошадей под узды. Нужно было отыскать войлочный шатер, отороченный тиснеными красными лентами с зеленым орнаментом. Такие шатры использовали северные кочевники, всегда любившие поторговаться. Чтоб не остаться в накладе, они тащили через степь вдоль границы пустыни только дорогих, отборных рабов. Такой шатер нашелся не сразу, он стоял чуть поодаль от остальных возле караульной башни.

— Добрых духов в твой дом, хозяин, — сказал я, заглядывая под тяжелый войлочный полог, — примите гостя?

— Входи, добрый человек, — кивнул кочевник, сидящий на ковре возле большого сундука, облокотившись на подушки.

Лицо его было наполовину скрыто под обмоткой бурнуса, грудь украшал шелковый передник с замысловатым узором. Так же как и старик Тром, кочевник курил длинную харидскую трубку и пил травяной отвар на молоке.

— Неужто в крепости нашелся кто-то еще, кроме жадных танахов, — спросил кочевник, вытирая пот со лба.

— Не доверяю их ремеслу, свой глаз — хозяин.

— Будь гостем, дорогой, дело подождет.

Кочевник сбросил накидку с лица и поджал ноги, давая тем самым понять, что рад визитеру.

Я был один, Азара оставил стеречь лошадей, вручив ему, чтоб не скучал, кувшин полынного вика. Сам же собирался подойти к делу тщательно, не беспокоя кочевника излишней городской суетливостью.

— Какие заботы привели вас, уважаемый, к кочевому стану? — поинтересовался смуглый кочевник, наполняя отваром чашку и для меня.

— Правду сказать, проезжал поблизости и решил найти надежный ночлег да посмотреть, чем нынче богата крепость Кахар с ее давними традициями.

— Видать, на то воля духов, коль привели вас в мой шатер. Я давно тут стою, два камня кряду, товар добротный, цену держу большую, иных танахов в шею гоню. Шакалы паршивые!

— И верно, хозяин, воля духов. Я бы приценился, посмотрел, чем богаты.

— Угощайтесь, друг мой, а я пока товар представлю.

Хозяин привстал, хлопнул в ладоши, и опять откинулся на подушку, поднося серебряную трубку ближе к светильнику, неторопливо раскурил.

Задний полог отбросили в сторону, и двое помощников втащили в шатер крытый паланкин, поставили рядом с хозяином, чуть отступили. Кочевник сам потянулся и сдернул покров с деревянной клетки, отбрасывая его одному из нукеров.

— Полхийский кузнец, — указал кочевник на одетого в лохмотья бородатого здоровяка. — Силен как бык, зубы как капкан, мясо ест с костями. Нам в кочевье кузнец обуза, а этот еще и оружейник, ювелир, неплохой мастер. Попал в рабство за долги. Выкупил я его у одного полхийского старосты, который также не знал, что делать с таким работником. Много за него просить не стану, таких мастеров, видать, полная Филадея.

— Золотых дел мастера и в столице не жируют, а этот по всему еще и сельчанин. Опять в долги загонит.

— Верные слова, друг. Приберегу этого для Асур-Валада, там его быстро к делу приучат. Его крепость, как есть прорва. Сразу после праздников весенней воды туда и отправлюсь.

Нукеры вынесли клетку с кузнецом и установили следующую, так же накрытую пологом.

— Наложница, — представил кочевник следующего раба. — По всем повадкам булгальская кость. Не каждому такая по зубам. Свирепая как львица. Так и держу в цепях, три раза сбежать порывалась.

То, что сидело в клетке, как-то сложно было назвать человеком. Почти обнаженная, молодая женщина, в изодранной кожаной одежде. Тело было израненным, в синяках, но крепким. Все покрытое жирной грязью, сажей. Некогда пшеничного цвета длинные волосы свалялись, посерели от копоти и чада факелов. Небесно-голубые глаза, словно острые бритвы, скользили по нам ненавидящим взглядом.

— Сама виновата, никого к себе не подпускает, вот и выглядит как псина бродячая. Продавал бы дорого, хороша она, да к тому же девственница, но самому надоела, аж сил нет, а охотников до ее чести не сыщешь. Моего младшего брата чуть цепью не задушила, еле отбили, плетей сто всыпали бестии. Отдам за сто грифов, да шелковый наряд в придачу.

— Если не ошибаюсь, булгальцы — отменные воины.

— Эта как раз из пленных. Говорят, взяли с военного корабля, что-то разнюхивали в наших землях небесные скитальцы. Давно они на северную степь клыки навострили, да вот только куда им с кочевьем тягаться.

— Зубы у нее все целы? Не повыбили? — продолжил я разговор, давая всем своим видом понять, что заинтересовался товаром.

— Мои нукеры свое дело знают, кнуты все льняные, ни свинца, ни кожи. А зубы ровные, чистые, как жемчужины. Ох, хороша, да диковата. Я уж ей и золото предлагал, и вольную грамоту, подарки дорогие, все нос воротит. Бери, друг, не пожалеешь, ты молодой — совладаешь. Платье я бы на нее и прежде надел, так ведь изорвет, истопчет неблагодарная, жалко.

Вместо ответа я пододвинул к себе деревянную чашу, в которую по обычаю нужно было класть золото. Проявляя уважение к традициям, я к условленным ста золотым монетам положил еще пять лишних, которые купец должен будет потом отдать в храмы духов. Никто, разумеется, этого не делал, но соблюдение традиции придавало мне вид почтенного человека, что вежливый кочевник тут же оценил.