Слуги ветра

Поселок шумел надрывными криками, ржанием лошадей и звонкими ударами тревожного гонга. Непрерывно лающие собаки рвались с цепей и добавляли суеты в этот гомон. Если прежде случалось, что обнаглевший охотник из стаи Ши-фу забредал в эти края, то вся округа становилась на защиту, а тут целая армия, вооруженная, сильная, голодная. Обезумевшие от солнечного света горные короли рычали, визжали и брызгали слюной, чуя близость добычи и крови. Они свирепели только от звуков далекого гонга, созывающего к низким оборонительным стенам всех людей, способных держать в руках оружие. В общей сложности набиралось человек триста, среди них десятка два опытных военных, охранников каравана и пара наемников из северян, неизвестно как оказавшихся в гостином дворе.

Тох, сын Сулифа, стоял в первых рядах, выставляя перед собой тяжелые лафетные арбалеты. Проворно натягивая рычажным механизмом тугую тетиву каждого оружия, он вкладывал бронзовые стрелы в ложбинки, спеша зарядить оружие. Жители долины знали о горных королях не понаслышке, знали о проворности и коварстве лютых бестий, но бежать было некуда. Ши-фу передвигались в два раза быстрее, чем даже бегущий человек.

Стрелы летели очень медленно, арбалеты заряжались долго, и только три стрелы из десятка попадали в цель. Свирепая стая уже вплотную подошла к невысокой стене, когда зверолюди стали собираться мелкими группами и, поднимая на руки сначала поверженные тела своих сородичей, а затем уже вооруженных и горластых самцов, начали закидывать их на каскады хлипких укреплений, демонстрируя совсем не звериные повадки. Охранники и жители поселка бились рьяно. Но ведомые безжалостным инквизитором горные короли жаждали только крови и плоти, порой не разбирая, чье тело попадается в их когтистые лапы, человеческое или павшего собрата. Впавшие в ожесточенный раж чудовища беспорядочно рыскали вдоль стены, возле сторожевой башни, вереща и зычно завывая.

Матерый, с рыжей подпаленной шерстью вожак метался на вершине уступа с оторванной головой одного из поселенцев в зубах. Он совершенно не обращал внимания на то, что сам в пылу битвы лишился левой руки, и теперь только искал укромное место, чтобы оставшейся лапой расколоть трофейный череп о камни и насладиться еще теплым человеческим мозгом, излюбленным своим лакомством. Кости солдат трещали как сухой хворост. Взбесившееся от запаха крови племя обступало конюшню и скотный двор, уверенные в том, что их пиршество еще не закончилось. Гурымей стоял в стороне, почти не замечая того, как твари из его новой армии по одному ползут к нему, согбенно, раболепно, оставляя у ног повелителя окровавленные куски мяса Чуть позже они попросят своего новоявленного бога воскресить тот огонь, что стал для них идолом недавней ночью. Но маг не станет использовать гимны и заклинания, он просто чиркнет огнивом возле вороха соломы, вызывая у горных королей трепетный ужас перед бушующим пламенем, пожирающим все на своем пути.

А сейчас четверо молодых и проворных клыкастых тварей подхватили своего нового повелителя и стали взбираться на стены обелиска. Острые и твердые когти на руках и ногах десятками крючьев цеплялись за самые мелкие выступы каменной кладки, поднимая Гурымея вверх, к вершине башни. Горные короли были прекрасными верхолазами, одинаково проворно двигались как по земле, так и по стенам, штурмовали неприступные крепости, пролезали в самые узкие щели. На широкую площадку, венчающую древний маяк, Ши-фу мага лишь внесли, оставаться там не стали, сразу сползли ниже, в густую тень каменных выступов. Затаились, облизывая окровавленные лапы.

Иридин Гурымей остался один перед темным зевом широкой арки, сужающимся тоннелем уходящей в глубь верхней надстройки башни.

— Выйди мне навстречу, Чурма! Что толку отсиживаться в тени, ведь ты уже имел честь видеть, как я пришел и с кем!

В глубине темного провала послышался только звон железа и хриплый гортанный голос.

— Ты всегда был грязной скотиной, уважаемый князь. И если тебя выпирали в дверь, ты лез в окно. Входи, коль пришел, только шавок своих держи подальше, не то всем не поздоровится.

— Чурма, Чурма, — вздохнул Гурымей с наигранной жалостью, — жизнь отшельника превратила тебя в сущего грубияна. Между прочим, перед тобой верховный жрец, а не слушатель твоей поганой академии.

Вынужденный немного пригнуться, чтобы войти в низкую арку, Гурымей прошел внутрь и встал у входа. Прямо перед ним замер Чурма. Высокий, сухопарый, с окладистой короткой бородкой, с колкими, пронзительными карими глазами — явным признаком высокородного. Его длинные волосы с проседью были подвязаны на голове широким платком, льняная рубаха, потерявшая цвет, была прожжена в некоторых местах, от груди до колен был наброшен широкий кожаный фартук, на ногах войлочные туфли на толстой кожаной подошве.

Чурма стоял, чуть ссутулившись, позади огромной наковальни, в правой руке он держал молот, в левой — длинные клещи. За его спиной полыхал огромный кузнечный горн.